Песнь Пустыни
Шрифт:
Осталась лишь умиротворение да рутина.
Я повторял, повторял, повторял, не помня даже, что делаю и зачем. Так было надо, и этого объяснения хватало, чтобы раз за разом делать одно и то же, пытаясь получить иной результат. Кажется, кто-то сказал, что подобное есть признак безумия. Что ж, значит, я сошёл с ума.
Мы все невменяемы, все, кто живёт в этом проклятом мирке, угробившем самого себя. И лучше не будет, а потому – плыть на волнах и не думать ни о чём. Так лучше. Так правильнее.
Неожиданно
Всё тело пронизывала невыносимая слабость, голова кружилась, во рту стоял солёный привкус крови, правую руку крутило от боли, а в груди точно разгорался пожар. Я попытался подняться, но не смог – руки разъезжались в стороны, иллюзорный мир завертелся в бешеной круговерти, превратившись в смазанную ленту, вытянулся длинной полосой, закрутившейся в ленту Мёбиуса, и обрушился на меня, сложившись в точку.
***
Я вскочил с кровати и, давя вопль, огляделся по сторонам. Где я? Что происходит? Я… дома?
Опять сны?
Осторожно открыв дверь, вышел в коридор, прислушался. На кухне тихо, в гостиной – тоже. Свет не горит, вода в ванне не льётся. И как это понимать?
В этот самый момент в замке щёлкнул ключ и входная дверь открылась нараспашку, пропуская в квартиру Лену. Она была одна, без Машки, но сон показывал не прошлое, нет. Под глазами жены залегли большие мешки, она выглядела осунувшейся, постаревшей, полной безотчётной грусти и тоски.
И всё же я не встречал никого красивей ни в реальности, ни в мире грёз. Ни тогда, ни сейчас.
Так хотелось подойти и обнять её, пусть на мгновение, пусть понарошку… Обнять, прижать к себе, зарыться в густые волосы цвета пшеницы, вдыхать её аромат и не отпускать. Никогда.
Но я не сдвинулся с места, замороженный неведомой силой, не способный вымолвить ни единого слова, растерянный, испуганный, невидимый.
Лена поставила сумку на пол, скинула пальто и повесила его на крючок, потом, вздохнув, стянула кроссовки, которые с беременности предпочитала туфлям на высоком каблуке.
Ещё раз вздохнула.
А после – воззрилась на меня. Грустно, тоскливо, тяжело.
– Чего ты ждёшь? – спросила она. – Иди.
Я стоял, не шевелясь.
– Ну иди же, - указала она на дверь.
– Не хочу, - прошептал я, чувствуя, как по щекам текут слёзы. – Я не хочу туда. Я хочу остаться здесь, с тобой.
Она подошла и нежно провела ладонью по моему лицу, от чего тело словно прожгло огнём, и я смог двигаться. Обнял Лену, прижался к ней, спрятал лицо в волосах жены, не в силах оторваться от неё, не в силах удержаться от слёз, льющихся потоком.
– Я устал, - прошептал я. – Устал идти и
Она похлопала меня по спине, утешая, даруя надежду.
Сказала:
– У каждого свой крест. Мы все несём его от рождения и до смерти. Хочешь сдаться, бросить всё? Оставить нас? Оставить меня? Не верю.
Я тяжело и протяжно вздохнул, с трудом отстранился от Лены, посмотрел сверху вниз на её чистое одухотворённое лицо, зажмурился и тяжело, с трудом, шагнул к двери.
Шаг.
Другой.
Третий.
Не открывая глаз, не оборачиваясь, наощупь нашёл дверной косяк и шагнул в него.
И пришла темнота.
***
Сознание возвращалось медленно и мучительно. Я не мог сказать, сколько времени провёл в черноте, не ощущая себя, не чувствуя ничего, лишённый шести чувств. Не мёртвый, но и не живой.
И вот, вдалеке забрезжил едва заметный свет, я напряг… что-то… а затем пошёл… побежал… поплыл… полетел… направился к нему, стараясь убежать от тьмы, изгнать её прочь, вернуться в мир живых.
Вокруг разлилась молочная белизна, тело обдало холодом, а свежий морозный воздух наполнил лёгкие, и я закашлялся, сплюнул мокроту, вздохнул полной грудью, а после открыл глаза, вспомнив всё.
Не было ни иллюзорного мира, ни квартиры, ни операционного стола. Я, закутанный в несколько слоёв одеял, лежал на самых настоящих санях, а сверху, с бескрайнего неба, закрытого тучами, падал густой и холодный снег. И, судя по двигающимся кончикам деревьев, мы ехали.
– Он очнулся, очнулся! – дикий визг ударил по отвыкшим от шума барабанным перепонкам и заставил поморщиться.
Я хотел было попросить не орать так громко, но горло с трудом повиновалось, из него вылетел лишь сдавленный хрип.
Да что ж такое-то?
Попытался сесть, но куда там – правой руки не было, а из левой торчал катетер.
Пока я разбирался что вообще происходит, сани остановились, и надо мной склонилось на удивление много народу: Морвин, по щекам которой текли слёзы, весело улыбающийся Илэр, внимательный и сосредоточенный Иоганн, задумчивая Фотини, бесстрастный Нарендра, смущённая Ганья, довольная Ананда.
– Пи! – меховой шар ударил меня прямо по носу и обхватил всеми четырьмя лапками, после чего ещё раз громко пискнул и переместился на грудь.
– И я рад тебя видеть, Чуча, - с трудом прохрипел я. – Кто-нибудь может объяснить что происходит? Где утырок Фаелан и как мы оказались тут? И почему метёт? И дайте чего-нибудь поесть, живот сводит.
Морвин рванулась было обнять меня, но Иоганн схватил её за шкирку как нашкодившего котёнка и отстранил, передав в руки Фотини, которая вцепилась в недовольно верещащую девчонку и оттащила ту куда-то в сторону.