Песнь Соломона
Шрифт:
Он направился к лавке, кивнул четырем сидевшим на ступеньках крыльца мужчинам и осторожно обошел белых кур, которые прогуливались перед входом. Внутри лавки находилось еще трое мужчин, а четвертый стоял за прилавком — предположительно сам мистер Соломон. К нему Молочник и обратился с просьбой:
— Бутылочку холодного пива, будьте добры.
— По воскресеньям пивом не торгуем, — сказал человек за прилавком. Это был светлокожий негр с седеющими рыжими волосами.
— А, да. Я забыл, какой сегодня день. — Молочник улыбнулся. — Ну тогда шипучку. Содовую то есть. У вас найдется содовая со льдом?
— Вишневый
— Вполне. Вполне подойдет.
Человек прошел в угол и откинул крышку ледника, устроенного на старинный лад. Пол был выщерблен, неровен, по его половицам за долгие годы протопало множество ног. Запасы консервов на полках были довольно скудны, зато в мешках, корзинах и картонных коробках — изобилие овощей и фруктов. Хозяин лавки вынул из ледника бутылку темно-красной жидкости, отер ее о фартук и протянул Молочнику.
20
Вишневый непроцеженный сок с мятой.
— Пять центов, если пьете здесь. Семь центов — на вынос.
— Я буду пить здесь.
— Только что к нам приехали?
— Точно. Автомобиль сломался. Тут нет ли поблизости гаража?
— Поблизости нет. В пяти милях найдется.
— В пяти милях?
— Ага. А что у вас там поломалось? Может, кто из нас починит? Вы куда путь держите-то?
— В Шалимар.
— Тогда с приездом.
— Как, в самом деле? Это и есть Шалимар?
— Да, сэр. Шалимар. — У него это звучало «Шалимон».
— Значит, вовремя сломалась моя машина. Я наверняка бы мимо проскочил. — Молочник засмеялся.
— Ваш приятель тоже чуть было не проскочил.
— Мой приятель? Какой еще приятель?
— А тот, который ищет вас. Он нынче утром проезжал и спрашивал про вас.
— Кто спрашивал? Он называл мое имя?
— Нет. Ваше имя он не называл.
— Тогда откуда же известно, что он искал меня?
— Он сказал, он ищет своего приятеля в бежевом костюме-тройке. Вот в таком. — Хозяин лавки ткнул пальцем Молочнику в грудь.
— А какой он из себя?
— Кожа темного цвета. Фигура как у вас примерно. Высокий. Худой. А в чем дело? Потеряли, что ли, вы друг дружку?
— Да. То есть нет. Э… как его зовут?
— Он не сказал. Спросил про вас, и все. Долгий он, однако, путь проделал, чтобы повидаться с вами. Уж я-то заметил: у него на «форде» мичиганский номерной знак.
— Мичиганский? Вы уверены, что мичиганский?
— Еще бы не уверен! Вы в Роаноке, что ли, договорились встретиться?
И, увидев, что Молочник совсем ошалел, пояснил:
— Я ваш номерной знак из окна увидел. Молочник с облегчением вздохнул. Потом сказал:
— Я сам толком не знал, где мы с ним встретимся. А свое имя он не назвал?
— Не. Просто просил вам передать добрые вести, если я с вами увижусь. Погодите-ка, вроде бы так…
— Добрые вести?
— Ну да. Велел сказать, ваш день, мол, обязательно настанет, или ваш день… как это… ваш день пришел. Точно помню, было там про день. Вот не скажу только, не то ваш день настанет, не то он уже пришел. — Он хмыкнул. — Хорошо бы, мой день наконец настал. Пятьдесят семь лет дожидаюсь, а он все никак не придет.
Все дружно рассмеялись,
— Вас не замутило ли от смэша? — Мистер Соломон с любопытством смотрел на Молочника. — Сам-то я не уважаю сладенькую содовую.
Молочник покачал головой и торопливо допил бутылку.
— Нет, — ответил он. — Меня просто укачало в машине. Я, пожалуй, на улице немного посижу.
Он пошел к двери.
— Может, вы хочете, я вашу машину пока погляжу? — спросил мистер Соломон несколько оскорбленным тоном.
— Одну минутку. Я сейчас вернусь.
Он толкнул затянутую сеткой дверь и вышел на крыльцо. Сверкало солнце. Молочник снял пиджак, перебросил через плечо и понес, зацепив указательным пальцем. Окинул взглядом пыльную дорогу. Редко разбросанные домики, несколько собак, куры, дети и женщины с пустыми руками. Они сидели на крылечках и прогуливались по дороге, в ситцевых платьях, босые, курчавые — здесь не ходят к парикмахеру распрямлять кудряшки, волосы просто заплетают в косички или стягивают в узел на затылке. Его вдруг страшно потянуло к какой-нибудь из них. Устроиться на коечке в объятиях вон той, или той, или вот этой. Так, наверно, в молодости выглядела Пилат, она даже сейчас так выглядит, только очень уж не к месту пришлась там, в крупном северном городе. Большие сонные глаза со слегка приподнятыми уголками, широкие скулы, полные губы темнее лица, словно вымазанные ежевичным соком, и длинные, длинные шеи. В этом городке, подумал он, почти все, наверно, женятся на местных. Женщины все похожи одна на другую, и кроме нескольких рыжеволосых мужчин (вроде мистера Соломона), и мужчины очень похожи на этих женщин. Приезжие, должно быть, редки в Шалимаре, тип местных жителей давно установился и держится прочно.
Он спустился с крыльца, распугав белых кур, и зашагал по дороге к деревьям, которые росли около здания, похожего то ли на церковь, то ли на клуб. За деревьями играли ребятишки. Молочник расстелил пиджак на выжженной траве, сел и закурил.
Гитара, значит, здесь. Он спрашивал о Молочнике. Но что тут страшного, чего он испугался? Они друзья, и близкие друзья. Настолько близкие, что Гитара рассказал ему о «Семи днях» все без утайки. Такое доверие — тяжкое бремя, из близкого друга оно превратило его чуть ли не в сообщника. Так чего же ему бояться? Просто глупо. Гитара, вероятно, попросил передать ему именно эту фразу, чтобы, не называя собственного имени, дать знать Молочнику, кто его ищет. У них в городе, наверное, что-то случилось. И Гитара, возможно, прячется от полиции, вот он и решил сбежать к верному другу, к единственному, кроме «Семи дней», кто все знает, поймет, кому можно довериться. Он разыскивает Молочника, чтобы тот ему помог. Естественно. Но если Гитаре известно, что Молочник направляется в Шалимар, он узнал об этом, вероятно, где-то в Роаноке или в Калпепере… может быть, даже в Данвилле. А раз он знает, то почему он его здесь не подождал? Где он сейчас? С ним что-то случилось. Что-то случилось с Гитарой, он попал в беду.