Песнь уходящего лета
Шрифт:
Я не знаю, что он видит в моих глазах, но то, что я вижу в его — отчаянное, слепое, глухое желание, на разрыв, до боли. Желание отбросить сомнения и предубеждения и жить здесь и сейчас.
Мы никогда не знаем, что будет завтра. В какой-то момент у нас просто может не оказаться другого шанса.
Именно это я читаю в его взгляде наряду с решимостью.
И Павел Александрович целует меня.
Поначалу это просто мягкий поцелуй губ. Он зажимает зубами мою нижнюю губу, мягко прикусывая, заставляя открыться, впустить
Его вкус заполняет меня. Каждую клеточку. Каждый рецептор реагирует на него, отзываясь невообразимой тяжестью и одновременной лёгкостью.
Поцелуй углубляется. Становится более настойчивым, терпким, дерзким. Я задыхаюсь от нехватки кислорода, который мы жадно вдыхаем крошечными дозами, отрываясь друг от друга лишь на считанные миллиметры.
Павел Александрович стягивает свою футболку и снова набрасывается на мои губы. Я не замечаю, распахивается ли халат сам или это делает мужчина, я лишь чувствую жар его тела голой кожей, и мне становится горячо.
Его руки ложатся на мою поясницу, тянут ближе, заставляют прогнуться. Мы на черте безумия, откуда больше нет пути назад. Но я и не хочу.
А поэтому уверенно веду рукой по его телу, ныряя под резинку спортивных штанов.
Глава 10
Я не сразу понимаю, что он останавливается и обхватывает моё запястье пальцами, отрывая от своего тела.
— Нет, Маша, — бормочет он, осыпая моё лицо поцелуями. — Нам лучше притормозить.
— Пожалуйста, — с глухим отчаянием молю его, целуя губы. — Я не хочу притормаживать.
Павел Александрович смотрит мне в глаза, и я стараюсь показать ему то, что испытываю сейчас. Ни капли сомнения и страха. Я действительно хочу этого.
— Машенька, — выдыхает он мне в лицо. — Это неправильно. Твоими желаниями руководит сейчас адреналин. В минуты пережитых опасностей или после… Это естественное желание, природное, но это неправильно. Ты пожалеешь, Маш, а я не хочу портить твою жизнь.
— Зачем же вы меня целуете, Павел Александрович? — дрожащим от слёз голосом спрашиваю у него.
— Это тоже природа…
— Этим вы себя утешаете? — огрызаюсь я, отстраняясь от тела мужчины.
Сжав плотно губы в тонкую нить, запахиваю огромный халат и вскакиваю на ноги.
— Не пошли бы, Павел Александрович, лесом вместе со своей природой, физиологией и всеми прочими заморочками?!
Он молчит и внимательно смотрит на меня своим тёмным, пугающим, но таким притягательным взглядом.
— Наверно, ты права, — отвечает тихо, разбивая мне сердце. — Так действительно будет лучше для тебя.
На остаток дня и последующую ночь я запираюсь в своей комнатёнке, то и дело смахивая слёзы. Он заглядывает трижды, но не подходит ко мне, а я притворяюсь спящей.
Всё, что происходит между нами, кажется мне странным и непонятным. Злит до
Чувство неуверенности и разочарования гложет меня на протяжении пары дней, в течение которых наши вселенные практически не пересекаются. И я остываю.
Прихожу в себя после происшествия и даже выбираюсь на пляж. Мне просто необходимо избавиться от чувства влюблённости к этому мужчине, понятно же, что чувства мои невзаимные, а страдать от неразделённой любви я не хочу. Как-то глупо, не находите?
Мне восемнадцать, и я на море. Разве я не смогу найти более достойную кандидатуру для легкомысленного курортного романа?
Разве не сумею встретить нормального парня, который не будет чураться меня и моих чувств? Да быть такого не может!
Я уверена, стоит лишь приглядеться повнимательней, как я его увижу.
Смотрю по сторонам в поисках объекта для знакомства, а натыкаюсь на внимательный взгляд синих глаз. Таких же невероятно-синих, как лазурная гладь моря сегодня, под яркими солнечными лучами и ясным, пронзительно-синим небом.
Хмыкаю и продолжаю поиски. На площадке для волейбола вижу Розу с братом, их компанию и Артёма. Того самого инструктора Артёма, который помогал мне во время происшествия.
Подхватываю свои вещи и иду к ребятам. Пятой точкой ощущаю взгляд, вызывающий в моей душе шторм. Но ничего не изменится, я знаю. Не понимаю, зачем он продолжает наблюдать за мной, если ему всё равно.
— Привет! — говорю громко, подходя к компании.
Розка бросается ко мне:
— Машка! Прости, пожалуйста! Мы ничего не знали! Твой батя так Дамира с Рустамом поколотил, что весь посёлок на ушах. Ещё и Женька, придурок, под раздачу попал. Сразу видно, не местный. Ты простишь, ладно? Тем более, что папа твой вовремя за тобой приехал.
— Ничего не понимаю, — признаюсь ей. — Объясни нормально, только не тараторь, пожалуйста.
— Мой друг Женька, — вместо неё объясняет Артур, — воспылал чувствами к Розке. А когда Дамир и Рустам зажали его у сортира, пообещав, что заберут вас обеих развлекаться, он согласился подсыпать тебе в коктейль какую-то дрянь… Это я не знал, эх. Сам бы поколотил такого «друга». Но твой папаня — молоток. Чётко раскидал придурков. Говорят, у Дамира сломаны пальцы на правой руке и выбита челюсть…
От смущения я не знаю, куда бросить взгляд. Выискиваю в толпе Павла Александровича и обнаруживаю, что он стоит в стороне, в тени, не сводя с меня синего взгляда.
Вот, где он был, значит, в ту ночь! Он… побил моих обидчиков. Конечно, потому что ему всё равно! Резко отворачиваюсь от него, натыкаясь на интересующийся взгляд инструктора Артёма. Молодой мужчина, пусть и старше меня, но не такой сухарь как Павел Александрович. Это видно сразу. И я улыбаюсь ему.
— Как ты, Маша? — спрашивает он.