Песнь ветра

Гуляев Константин

С тем князь рявкнул: «К черту!» – и хлопнул когтистой лапищей по ладони директора, кротко сказавшего: «Аминь».

И мир померк.

Многие века Эрот искал свою прелесть. Многие века он терпел романтические нападки Душегубовой и искренне желал всей школе провалиться в тартарары. Но однажды он едва не врезался в алого князя, тот совершенно внезапно возник в своем серном облаке у Стрелкова на пути.

– Она сегодня подушилась хлором, – шепнул князь, ни к кому конкретно ни обращаясь, – и пошла гулять вон в ту рощицу.

И,

насвистывая, он постепенно ввинтился в землю.

А Эрот помчался к рощице. От быстро найденной невидимой бестии подозрительно пахло не только хлором, но и серой.

Но Стрелкову было плевать. Любовь любовью, но если Душегубова канет в бездну от их третьего поцелуя, то оно того стоит.

А директор троицу любит, он поймет.

…Нас возвышающий обман

Творить – это жить дважды.

(Альбер Камю, «Миф о Сизифе»)

Серега сел в кресло. Прежде, чем предлагать услугу окружающим, следует испытать ее на себе.

– Запускай.

Леха набрал побольше воздуху и по старинке ткнул пальцем в клавиатуру. Покосился на начальника:

– Запустил. Как себя чувствуешь?

– Как я себя чувствую?! – взвился Серега, едва не пооборвав датчики на висках. – Хреново!

– Угу, – флегматично кивнул Леха. – Значит, изменений нет. Сиди спокойно, а то все по новой настраивать придется.

Уныло потянулось время. Серега чувствовал себя, как на смертном одре. Или как в утробе роженицы. Сходные понятия, как выясняется…

Компьютер пискнул. Серега опять дернулся, завертев головой. Леха ухмыльнулся:

– Сергей свет Генадьич, поздравляю вас и объявляю первую часть эксперимента успешно завершенной. От себя добавлю, что весишь ты чуть меньше нашего сервака, видно много кушал в детстве.

Серега безмолвно взирал в монитор, вяло отчпокивая с висков датчики.

– И я там весь?

– Практически. Можешь пересаживаться в любого младенца. Или старика. Тело достал?

– Достал, данные в моей папке. – Серега развернул виртпанель на запястье и пошерудил там дрожащими пальцами. – Я переименовал тебя в Леха Бог. В телефоне.

– Богом я буду, когда пересажу, – скептически скривился Леха. – Но это завтра. Скомпоновать надо, настроить… Давай, Генадьич, проживи последний день с пользой.

– Угу, – кивнул начальник, встал и направился к двери, – попробую.

Через четыре часа Сергея Геннадьевича, обладателя рака легких третьей степени, главу ушлой, подозрительной компьютерной фирмы, сбила машина. Сбила, когда он, крепко задумавшись, слепо побрел через дорогу, где не положено. Покидая существующую реальность, Серега был очень обижен. А бог кибернетики Леха Хак, он же в разные периоды деятельности Леха Бот и Леха Чума, в этот момент ошарашено взирал на обнуленные данные.

Темные пещерные своды, едва просматриваемый мрак. Вонь. Иней на грубых каменных уступах. По виду или по какой-то непонятной, глубинной уверенности, вонь и холод, но ни того ни другого тело не

ощущало.

Паника.

Серега, слепо шаря руками по искрящейся стеночке, побрел вперед. Гробовую тишину нарушала лишь далекая, усиленная эхом капель. Это ад, мать его, к бабке не ходи. Хотя что-то другое напоминала эта унылость, из давно позабытых детских книжек. Огненных котлов, по крайней мере, не наблюдалось.

Он вскоре вышел к реке – черной как смоль и почти такой же недвижимой. Дымящейся. Со сводов вяло лился мертвенный свет.

Из-за скального гребня показалась лодка. Огромное облегчение или, скорее, узнавание детских декораций Серегу развеселило.

– Эй! – заорал он темной фигуре у правила, и долгожданное эхо заплясало по сводам, возвращая ощущение реальности. – Никак сам Харон собственной персоной?! А как же «каждому да по вере его?» Че за развод, я не понял?!

Ответа он не удостоился. Лодка ткнулась в прибрежные камни, темная фигура требовательно протянула руку. Ладонь – старческая, узловатая, но крепкая – единственное, что явилось взору. Под черным капюшоном, казалось, клубилась тьма.

Серега шутовски похлопал себя по карманам и протянул свою руку запястьем вверх.

– Безнал. Пойдет?

Фигура провела ладонью над запястьем.

– Средств нет, – пророкотала тьма из-под капюшона с некой даже иронией. – Ищи обол, обманщик.

Усмешка у Сереги мигом слетела. Он примерно представлял себе, что тут случается с теми, кого не берут в лодку. Монету для Харона, насколько он помнил, умершему клали под язык. Вряд ли родня сообразила похоронить его по древнегреческому обряду, но Серега послушно начал обшаривать карманы нелепой хламиды. Вообще это сильно начало напоминать сон. Или небезызвестную "белочку". Обманщик, надо же…

Обол и вправду обнаружился в левом кармане. Серега скривился. Ну "белочка" же, вызывайте санитаров! Ткнув монету в протянутую ладонь, он, уже беззастенчиво отодвинув с дороги Харона, безуспешно попытался сплюнуть в дымящиеся воды, и, нахохлившись, уселся на носу лодки. Разговаривать с галлюцинацией он более не собирался, а та и не настаивала.

Лодка заскользила по водам, будто оснащенная бесшумным плазменным движком. Или скорее поползла, подобно змее. Воды сами несли ее, степенно и торжественно.

Плыли на удивление долго. Харон правил куда-то явно не туда – то по узким протокам, то сворачивая в незаметные мрачные отвивы. Это не переправа, а такси. Но столь неожиданным и сложным оказался маршрут, что Серега снова стал склоняться к мысли, что вокруг не его воспаленный бред, а какая ни есть реальность. Относительная, правда.

Лодка ткнулась в берег. Никакого обещанного древними баснями Цербера в пределах видимости не наблюдалось – ну и хорошо. Ходячих кошмаров ему только недоставало. На берегу стояла женщина. Богиня. Серега отвел глаза – смотреть больно. Глядя под ноги, шагнул на берег, неумело изобразил поклон.