Песнь ветра
Шрифт:
…Камень растет – там тоже растет, значит… возможностей больше, планка выше. Решение более сложных задач. Космос. Гармония, красота. Неземная красота, недостижимая. Такая же недоступная и нереальная, как камень на пике. И все, что пасть должно, падет в конечном счете. Все нереальное становится реальным. Или не становится. Замкнутый круг, уроборос. Тщета предрешена, а камень – тот же камень. Обманщик, говорите? Точно. Обманом мы живем, но здесь он ни к чему. Оставь надежду, камень упадет. И должен пасть, он круглый и тяжелый…
…Профит
…Смерть обмануть – не больно шибкий грех. Обман стремлений – вот где непотребство. Нет, не обман, но шоры на глазах. Там шоры нам нужны, а здесь они убоги…
…Иди вперед, и ты взойдешь на пик…
…Гора и камень. Истина в движении…
Камень перевалил за вершину и, набирая скорость, грохоча и подпрыгивая, привычно обрушился вниз. У подножия горы кто-то стоял. Кто-то из его грез. С кем-то.
– …сама ты Сизиф, – фыркала тщедушная фигура в хитоне. – Это же Генадьич! Серега, здорово! Сколько лет, сколько зим!..
Он не понимал. Не узнавал. Недоумевал. И не отводил взгляда от смутно знакомой женской фигуры…
Богиня! Вспомнил, надо же… А ее попутчик так и горлопанил на всю округу:
– Сергей Геннадьевич! Ты меня не узнаешь, что ли? Эй! Алле!!!
Тщедушная фигура подсеменила к нему и ощутимо шлепнула по щеке. Точно! Камень! Камень должен быть на пике горы. Только Она могла отвлечь его от дела всей жизни. Засмотрелся, а надо работать.
Он подошел к огромному камню. Уперся могучим плечом, катнул к горе. Затем на гору. Выше, выше. К совершенству. А оставшаяся парочка, похоже, начала ссориться.
Рядом вдруг оказалась та самая, тщедушная, нелепая личность. Горлопан. Неумело переступая по камням, охал, тоже упирался и толкал, толкал необъятную глыбу. Наверх. Что-то они уже вдвоем тягали… но сознание на краткий миг скупо одарило его лишь памятью об ощущениях, не более.
На пике горы личность переползла на другую сторону камня и снова принялась орать:
– Левее, Генадьич! Чуть на меня! Стой! К себе! Стой!
Камень стоял на пике. Как влитой. Из-за камня тяжело сопели.
Он опустил руки. Камень стоял. Гора, казалось, дрогнула под ногами. Пошла волнами – камень стоял. Нет, не гора – это он сам шатался. Близкое сопение переросло в вымученные стоны. Со звериным прирыком.
Он растерянно оглянулся. Все? И что теперь?..
Что?! Теперь?! Делать?!
Его растерянный, панический взгляд устремился вниз, к подножию горы. Зашарил, забегал, заплясал по камням. Там лежал схожий валун. Огромное облегчение вернуло его к жизни.
Привычно перескакивая
Инквизитор
Я сижу в кресле. Да, со стороны может показаться, что это трон – но это кресло, и довольно жесткое. Ничего, мне встречались и пожестче. Руки окаменели на подлокотниках, вчера начала саднить поясница. Но поясница – это не главное.
У дальней стены застыли три изваяния. Это неофиты, послушники. Они еще не прошли ритуала и поэтому стоят на коленях, скрывая лица под черными капюшонами. Говорить им запрещено, они могут только кивать – и с этим пока справляются. Возможно, даже некоторым из них будет позволено сменить черные мантии на алые, но это будет еще не скоро.
Впервые за несколько дней кто-то входит, и дверь за ним неслышно закрывается. Сама, как ей и надлежит в этом зале, и еще не каждый сможет ее открыть.
– Магистр… мастер… я… я нашел.
Вполне ожидаемый, слегка грубоватый голос. Первый… Собственно, на Первого-то я и надеялся. И двери, к слову, ему не помеха – с него станется просто вынести массивную створку, а то и с куском стены. Впрочем, как всегда, он держит себя в руках. Я продолжаю смотреть на неофитов – один из них кивает. Меж тем, Первый аккуратно пытается приблизиться ко мне. Ретив… осмелел.
Дверь снова открывается, и в зале становится светлее. Женщина. Нет, судя по сутолоке в дверях – две женщины. Я мысленно киваю вслед за послушником – сестры тоже должны были справиться.
Не зря же я тут сижу.
– Падре, – говорят они хором и испуганно замолкают.
– Вы были правы, мастер! – торопливо басит Первый. – Это великая планета, но здесь столько еретиков!..
На миллиметр поднимаю левую бровь. Первый тут же замолкает и шумно, судорожно сглатывает. Один неофит начинает истово молиться.
– Магистр, – тихо, но твердо говорит одна из вошедших, я ее едва слышу, – все же вы зря в нас сомневались.
Медленно поворачиваю голову к двери. Вошедшая бледнеет, но продолжает дерзко смотреть мне в глаза. Ее алый капюшон небрежно откинут. Вторая стоит, опустив взгляд в пол. Но по ее несгибаемой, напряженной позе видно, что она со всем согласна. Пресветлые наши…
Дверь с грохотом распахивается, едва не пришибив учеников. Вошедший стремительно проходит в зал, утирая алой мантией пот.
– So ein mist… – ворчит он, – Учитель! Я решительно… ну нельзя же так-то… все равно ведь зубами выгрызем…
Я перевожу взгляд на свечи. Они продолжают гореть все до единой, несмотря на то, что по времени уже давно должны были погаснуть. Ученики – кто бы мог подумать – в большинстве своем возвращаются, и не с пустыми руками. Если ты вступил в орден – обратной дороги нет, и они, похоже, начинают это понимать.