Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.
Шрифт:
Слова торговца больнее хлыста ожгли Хилла. Мысли его метались, словно угорелые: "Как? Меня сделали рабом? Меня продают? Бред. Какому идиоту придет в голову пытаться удержать Призывающего? Интересно, а сам-то торговец понимает, кого он собирается продать? И кому? Её Высочеству? Шу?
– Хилл чуть не рассмеялся, вспомнив посиделки напротив её башни.
– Правильно говорил Учитель, думай, прежде чем желать. Сбудется, лопатой не отмахаешься, - его всё больше разбирало истерическое веселье, перед глазами всё плыло, и, казалось, он не идет, а парит в воздухе, не чувствуя под ногами пола.
– Что за дрянь мне подсунула эта сволочь? И за каким демоном ему продавать меня? Ну, и ему же хуже. Вот выберусь из этого тумана, и отрежу ему уши! Хи-хи..." - здравый смысл окончательно
Снова вынырнул в реальность Хилл только у боковых ворот Королевского Сада, где его и ещё одного закованного в ошейник перепуганного юношу выгрузили из повозки на камни мостовой. Ещё одна порция воды на голову несколько привела Хилла в чувство, и полфляжки, жадно выхлебанные из рук торговца, частично вернули ему способность ориентироваться в окружающем пространстве. Первой его мыслью было - бежать. Он кожей чувствовал нацеленные на него арбалетные болты. Дюжина гвардейцев и полдюжины стражников работорговца. Стриж, собрав все силы, попытался уйти в Тень, но уловил лишь слабое эхо такой близкой, но ускользающей и недоступной реальности. Без Тени шансов мало. Совсем нет. И он пошел вслед за косым типом, старательно пошатываясь и украдкой поглядывая по сторонам. Пред глазами все двоилось и плыло, и он продирался, как сквозь толщу воды. Нормальное мироощущение не желало возвращаться: "Демоново зелье, я похож на дохлую черепаху... ну же, соберись!"
Так он добрался до высоченной двери во дворец, под неусыпным надзором королевских гвардейцев поднялся по роскошной лестнице. Постепенно туман отступал, и Хилл жадно присматривался, выискивая хоть малейший шанс, хоть крохотную возможность. Тщетно. Арбалеты не опускались. Тень не давалась. И вот торговец зашел в покои принцессы, оставив двух рабов снаружи.
"Последний момент... ну отвернитесь, ну отвлекитесь хоть на мгновенье!" - но нет, даже пара охранников у дверей Её Высочества, похоже, задалась целью провертеть в нем дырку любопытными взглядами. И последнее мгновение тоже не оправдало отчаянной надежды. "Что ж, придется убить её, раз тихо смыться не удалось" - было его последней мыслью перед тем, как двери открылись, и стражники втолкнули Хилла в комнату, швырнув на колени.
Хлопок двери прозвучал для него ударом огромного колокола. Ясность сознания мгновенно вернулась к Стрижу, но поздно. Всего на секунду раньше, пока колдунья не увидела его, он ещё мог сбежать, спрятаться в Тени, раствориться бесследно. Но в этой комнате Тень стала всего лишь тенью, отсутствием света, не более. Хилл ощутил дрожь, словно с разбегу нырнул в ледяной колодец, словно очутился внезапно в центре грозовой тучи, в самом сердце разбушевавшейся стихии. В одно биение сердца мир перевернулся с ног на голову. Нет, с головы на ноги. Словно Хилл никогда не догадывался раньше о том, что же такое свет, звук. Что такое жизнь.
Хилл вдруг перестал понимать, а зачем, собственно, он хотел бежать? С какой стати и чего он боялся? На него нахлынуло ощущение волшебства. Чуда. Искусства. То самое, что заставляло его руки тянуться к флейте или гитаре.
Он нашел взглядом её, источник внезапной метаморфозы привычной реальности, ожидая... он сам не знал, чего. Может быть, неземной, умопомрачительной красоты? Или отвратительного уродства? Печати зла? Высокомерия? Фурии, упоенной собственным могуществом? Хотя бы черного плаща и демонической усмешки?
Зря. Ничего, даже отдаленно напоминающего воплощение излюбленных горожанами вечерних страшилок. Никакой Тьмы. Никакого страха.
Изящная девушка, его ровесница. С удивленными глазами странного сиренево-сизого цвета. С бледными губами. С разметавшимися в разные стороны на эльфийский лад тонкими черными косичками. С голубыми и белыми молниями, вьющимися осиным роем вокруг неё. С сизым и синим туманом, стекающим с её волос и плеч. С волшебным, согревающим до самого сердца светом, окружающим её, и делающим мир ярким и прозрачным до звона. Девушка, прекрасней которой нет на свете. Островок покоя в центре бури - Шу. Око Урагана.
Весь мир исчез, растворился, забылся вмиг.
Хилл сам не осознавал, что весь подался ей навстречу, и ловит губами нежные пальцы, и ластится, и трется лицом о её грудь. Он забыл, что на нем ошейник, и руки его связаны... что перед ним ужасная Тёмная колдунья. И вскользь промелькнула мысль, что, похоже, его купили за десяток золотых... и даже показалась смешной.
Глава 5.
Вернувшись домой, Шу обнаружила, что приятные сюрпризы на сегодня не окончены. Её поджидал господин Биун, регулярно поставляющий ей новые игрушки и материал для опытов. То есть рабов. Он подобострастно кланялся и заверял, что сегодня у него припасено нечто особенное, редкое и экзотическое. В редкое и экзотическое Шу не верила, к тому, что господин Биун набивает цену, она давно привыкла, да и ей было всё равно. Со времени смерти отца она ещё ни разу не покупала себе новую игрушку, не было необходимости. Но за три года, что она с помощью праны жертв поддерживала жизнь отца, она привыкла и к этой игре, и к регулярным порциям свежей силы. С тех самых пор, как Шу в Уджирском ущелье попробовала на вкус ужас и боль умирающих орков, эмоциональная энергия стала для неё наркотиком. Шу не считала, что поступает особенно плохо, убивая преступников. Она специально выбирала самых отъявленных негодяев из всех осужденных каторжников. Два раза принцесса поддавалась на уговоры Биуна и брала привозных рабов, красивых мужчин, пытаясь сделать из них прислужников. Но ничего хорошего из этого не получилось. Оба оказались трусливыми и изнеженными существами, годными разве что для украшения интерьера. И оба боялись её до колик. Вот и сегодня Шу очень надеялась, что Биун приведет не гаремного томного юношу, а нормального, жестокого и грубого грабителя или разбойника, которому море по колено. Такие долго не ломались, и их можно было держать в магическом круге по нескольку дней, иногда даже пару недель. Работорговец, как обычно, кивал и обещал через час доставить именно то, что требуется.
В ожидании обещанного развлечения Шу устроилась в кабинете с трактатом по любимым защитным рунам, памятуя, что нет предела совершенству. В рунной магии, в отличие от стихийной, требовались не столько мощь и вдохновение, сколько точность и выверенность. Конечно, Эри последними словами ругал её за немыслимые эксперименты по сочетанию, казалось бы, несовместимых знаков в одной сложной руне. Чего стоит только руна в её магическом круге! И если бы он увидел, как Шу утром рисует вишневым соком, он бы в обморок хлопнулся, не иначе. Намешать в одну кучу знаки "от злых намерений", "от опьянения", и "сигнальный поводок", да ещё "от дурных болезней" туда же, и рисовать не специальной кистью, а надкушенной ягодой! Мало того, влить ещё и изрядную порцию магии Разума, для пущей надежности... да ни один гном, да никогда! Обычно в таких случаях Шу ухмылялась и заявляла, что да, будь она гномом, то тогда... а раз уж ей не повезло родиться среди столь славного народа, то она всё равно будет делать по-своему.
Увлекшись разбором и сравнением пары рун, принцесса не заметила, как пролетело время, и чуть не подскочила от неожиданности, когда Балуста осторожно потащила талмуд у неё из рук.
– Эй, ты чего это...
– Проснись, Шу! Совсем меня не слышишь?
– Что такое, Баль?
– К тебе пришли. Этот, бабуин, или как там его...
– Какой ещё бабуин?
– Ну, работорговец.
– А, Биун... Баль, заплати там ему, возьми одного, и пошли его подальше. Я занята.
– Нет уж. Тебе надо, ты и бери. Ещё чего придумала, чтоб я рабов покупала!