Песни далекой Земли [сборник]

Кларк Артур Чарльз

Прекрасная Дея Торис [66] , принцесса Гелиума, ей очень понравилась, особенно когда ласково произнесла: «Добро пожаловать на Барсум, Мирелла». Однако Джон Картер из сценария был практически вычеркнут. Столь кровожадные персонажи явно представляли собой далеко не тот тип иммигрантов, приезд которых была настроена поощрять Марсианская торгово-промышленная палата. Мечи, подумать только! Если с ними не обращаться с величайшей осторожностью, то эти куски металла, выделанные со столь преступной безответственностью, могут причинить случайным прохожим серьезные травмы.

66

Дея

Торис — персонаж серии романов о марсианах Эдгара Райса Берроуза, принцесса города-государства Гелиума, находящегося на Марсе, который его обитатели называют Барсумом, возлюбленная землянина Джона Картера.

Еще Мирелла была зачарована причудливыми зверями, которыми Берроуз щедро населил марсианскую природу. Но один вопрос экзобиологии, который Эдгар Райс обошел довольно беспечно, ее озадачил.

— Мама, а меня из яйца высидели? — спросила она.

Шармейн засмеялась.

— И да и нет, — ответила она. — Но оно, конечно, было не такое, как то, что снесла Дея. Когда мы придем домой, я попрошу Библиотеку объяснить тебе разницу.

— А у них правда были такие машины, которые делали воздух, чтобы люди могли дышать на улице?

— Нет, но идея старика Берроуза оказалась правильной. Это именно то, что мы пытаемся сделать. Ты увидишь, когда мы пойдем в раздел Брэдбери.

«С гор спускалось нечто необычайное.

Это была машина, похожая на желто-зеленое насекомое, на богомола, она плавно рассекала холодный воздух, мерцая бесчисленными зелеными бриллиантами, сверкая фасеточными рубиновыми глазами. Шесть ног машины ступали по древнему шоссе с легкостью моросящего дождя, а со спины машины на Томаса глазами цвета расплавленного золота глядел марсианин, будто в колодец» [67] .

67

Брэдбери Р.Марсианские хроники. Перевод Л. Жданова.

Мирелла была заворожена, но и озадачена ночной встречей землянина и марсианина, каждый из которых был для другого фантастическим существом. Однажды она поймет, что это была мимолетная встреча двух эпох, разделенных пропастью времени. Она влюбилась в изящные песчаные корабли, скользящие над пустынями, огненных птиц, пылающих на холодном песке, золотых пауков, извергающих тончайшую паутину, лодки, скользящие по широким зеленым каналам как бронзовые цветки, и рыдала, когда хрустальные города рушились перед захватчиками с Земли.

«От Марса, которого никогда не было, Марсу, который будет», — гласила надпись у входа в последнюю галерею. Капитан Сингх не мог не улыбнуться этому «будет», типично марсианскому в своей самоуверенности. На старой усталой Земле было бы написано «может быть».

Последняя экспозиция оказалась, можно сказать, старомодной по своей простоте, но от того не менее эффектной. Они сидели почти в полной темноте у большого окна и смотрели вниз на море тумана, а позади них вставало далекое солнце.

— Долина Маринера, Лабиринт Ночи, современный вид, — сказал негромкий голос

на фоне тихой музыки.

Туман рассеялся под лучами восходящего солнца, теперь это была лишь легчайшая дымка. Перед ними расстилалось бесконечное пространство каньонов и скал величайшей долины Солнечной системы, отчетливо видимой до самого горизонта. Расстояние не скрадывало ее очертаний, в отличие от похожих видов существенно меньшего по размерам Большого каньона в западной части Америки, которым оно придавало перспективу.

Долина была строгой и величественной, в оттенках красного, охры и малинового, не столько враждебная жизни, сколько в высшей степени безразличная к ней. Глаз тщетно искал хоть малейшего намека на синеву и зелень.

Солнце стремительно неслось по небу, тени чернильными приливами натекали на дно каньонов. Настала ночь, звезды сверкнули на мгновение и были изгнаны новым рассветом.

Что-то изменилось или же нет? Кажется, далекий горизонт уже не был таким четким.

Наступал новый день, сомнений в этом уже не осталось. Резкие контуры рельефа смягчались, далекие скалы и утесы уже не были так жестко очерчены. Марс менялся…

Проходили дни, недели, месяцы. Может быть, на самом деле это были десятилетия. Теперь уже изменения стали разительными.

Тонкие желто-розовые оттенки неба сменились бледно- голубыми, наконец начали появляться настоящие облака, не тонкая дымка, рассеивавшаяся с рассветом. На дне каньона, там, где раньше виднелся только безжизненный камень, возникли островки зелени. Деревьев еще не было, но лишайники и мхи готовили их появление.

Вдруг, словно по волшебству, появились лужи, спокойные и не подернутые рябью. Они лежали под солнечными лучами, не превращаясь мгновенно в пар, как случилось бы на сегодняшнем Марсе. По мере того как разворачивалась картина будущего, лужи превращались в озера и соединялись в реку. По ее берегам внезапно проросли деревья. Глазам Роберта Сингха, привыкшим к Земле, их стволы казались столь стройными, что он отказывался поверить, что эти деревья могут быть выше десяти метров. В реальности — если это можно так назвать! — они, наверное, обогнали бы самые высокие секвойи. При такой низкой гравитации эти деревья достигали бы минимум сотни метров.

Точка наблюдения сменилась. Теперь они летели к востоку вдоль долины Маринера, через расщелину Эос к югу, к великой равнине Эллады, низинам Марса. Там уже была не суша.

Пока Роберт Сингх смотрел вниз, на воображаемый океан будущего, поток воспоминаний нахлынул на него с такой всепоглощающей силой, что на мгновение он почти потерял над собой контроль. Океан Эллады исчез. Сингх снова был на Земле, шел по окруженному пальмами пляжу с маленьким Тоби, позади них в небольшом отдалении топала Тигретта. Неужели такое на самом деле происходило с ним когда-то, в незапамятные времена, или это было фальшивое прошлое, заимствованная память другого человека?

Конечно, никаких серьезных сомнений он не испытывал, но воспоминание оказалось столь живым, что картинка осталась гореть у него в мозгу. Однако ощущение печали быстро сменилось состоянием светлой грусти. Он не сожалел. Фрейда и Тоби были здоровы и счастливы. Кстати, давно пора им позвонить! У них есть большие заботливые семьи. Но Роберт переживал насчет того, что Мирелла и Мартин никогда не испытают радости общения с друзьями, не принадлежащими к человеческому роду, какой была Тигретта. Домашние животные считались роскошью, которой Марс еще не мог себе позволить.