Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
Шрифт:
Тем временем Стася с Шурой путешествовали по Кении. По нашему плану мы должны были встретиться на границе и продолжить исследования вместе. Рассчитать время встречи было непросто, потому что общаться мы могли только с помощью электронной почты, а найти доступ в интернет удавалось очень редко. Когда мы с Тесфайе добрались до ближайшего города, я проверил почту (на это ушло три часа) и узнал, что мои друзья покинули Исиоло двумя днями раньше.
Кения состоит из двух совершенно разных частей. Юг страны, которым ограничивается большинство туристов, – в основном саванна с большими городами, отличными шоссе и цивилизованного вида людьми. Север – пустыня с дикими кочевниками, полуразваленными поселками и
Мы с Тесфайе приехали в Мояле, где находится основной погранпереход в Кению, и спросили местных жителей, не пересекали ли границу за последнее время двое белых. Собралась небольшая толпа; мальчишки сбегали к пограничникам, чтобы и у них спросить. Все уверяли, что уже неделю с эфиопской стороны не приходило ни одного автобуса и ни одного иностранца.
Мы зашли в кафе, чтобы перекусить. Но прежде чем была готова наша инжера, снаружи что-то произошло: послышались беготня, крики, затем шаги множества людей. Двое детишек ворвались в комнату с криками “они здесь! они здесь!”. И наконец огромная толпа подвела к кафе Стаею с Шурой. Я чувствовал себя как Стэнли, когда нашел Ливингстона.
Мои друзья умирали с голоду после трех дней в пути. Я рассказал им, какая замечательная в Эфиопии еда, но когда инжеру принесли, она оказалась не из тефа, и на ней не было ничего мясного, только салаты и овощное пюре.
– Извините, – сказал Тесфайе, – начался Великий пост. Мяса не будет сорок дней. Вот доедем до мусульманских областей, там опять появится.
Мы вернулись в Рифтовую долину и поехали вдоль цепи озер, которая тянется почти до самой Аддис-Абебы. В каждом из них водились крокодилы, но берега были слишком густо заселены. Наконец мы нашли замечательный национальный парк под названием Нечисар. Он расположен на перешейке, разделяющем два больших озера. У озер скалистые берега, а все впадающие в них реки оказались пересохшими в это время года. Крокодилов там было множество, особенно на мысу под названием Крокодилий Базар, где их собрались сотни, в том числе очень крупные. За ними было очень легко наблюдать с береговых обрывов. Обилие крокодилов не мешало местным жителям удить рыбу, стоя по грудь в воде.
В Эфиопию мало кто приезжает посмотреть на диких животных. В отличие от Кении и других стран, специализирующихся на сафари-туризме, в Эфиопии не увидишь большие стада слонов и зебр. В здешних национальных парках полно зверей и птиц, которые нигде больше не водятся, но знают про них в основном специалисты. Поэтому парки почти не приносят дохода, а местные жители с них вообще ни копейки не получают и от всей души их ненавидят. Браконьерство нередко принимает характер вялотекущей партизанской войны, из-за чего паркам приходится требовать, чтобы всех туристов сопровождали гиды и вооруженные охранники, а это приводит к дальнейшей потере популярности… Поразительно, что, несмотря на этот замкнутый круг, в стране еще осталась исключительно интересная фауна.
Я ухитрился получить в Аддис-Абебе разрешение на посещение парков и ночевку в них без гидов и охраны, и мы вовсю пользовались этими привилегиями. Наша палатка стояла рядом с машиной, и каждое утро нас будила птица-носорог, стучавшая огромным клювом по своему отражению в зеркале. Мы наблюдали за крокодилами часов пять, спали в самое жаркое время, потом ехали на горячий источник в фикусовом лесу, чтобы посидеть в природном джакузи, и до полуночи бродили по парку в поисках разной живности.
Зверья вокруг было полно, но больше всего нам запомнилась встреча с мышкой размером с абрикос, которую мы нашли однажды ночью в саванне. Она оказалась такой доверчивой, что ее можно было держать на ладони и кормить печеньем. Совсем крошечные грызуны, населяющие засушливые равнины других
Крокодилы Нечисара “пели” так же, как и в других больших озерах и реках: они шлепали головой по воде и иногда негромко “кашляли”, но никогда не ревели. Теперь нам надо было найти место, где крокодилы живут только в маленьких прудах или ручьях. Одна старая книга упоминала крокодилов, обитавших в пустынях и болотах к востоку от Рифтовой долины, за горами Бале. Мы направились туда.
Это были земли племени оромо. Оромо – один из самых древних народов Восточной Африки. Они составляют более трети населения Эфиопии, хотя их редко видишь среди высокопоставленных чиновников. В основном это нищие скотоводы, разводящие верблюдов и коз.
Мы поискали крокодилов в пустыне на крайнем востоке земель оромо, но все реки там оказались полностью пересохшими. На границе с Сомали имелись постоянные реки, но ехать туда по бездорожью пришлось бы минимум неделю. Из водоемов нам удалось найти только глубокие озера в замечательно красивой пещере Соф-Омар, где крокодилы когда-то жили, но давно истреблены. Зато там остались огромные колонии летучих мышей десятка разных видов. Они, впрочем, тоже доживали последние дни, потому что в пещере уже строили бетонные дорожки для туристов и проводили электрическое освещение. Некоторые залы были такими сухими, что на стенах висели мумифицированные трупики давно умерших летучих мышек. У некоторых из них в ноздрях виднелись капельки засохшей крови, и я подумал, что они, возможно, погибли от лихорадки Эбола или еще какого-нибудь филовируса. Позже я рассказал об этих мумиях друзьям, изучающим вирусы диких млекопитающих, и теперь в пещеру готовится международная экспедиция вирусологов.
На обратном пути мы остановились в лесу Харенна у южного подножия гор Бале. Это последний остаток древних дождевых лесов, когда-то покрывавших весь юг Эфиопии, и одно из пяти мест в Африке, где до сих пор открывают новых крупных животных. Мы там видели обезьяну, которую приматологи через два года описали как новый вид, и маленького черного мангуста, возможно до сих пор неизвестного науке.
Харенна считается тем самым местом, где свыше тысячи лет назад впервые начали выращивать кофе. Местные жители предпочитают “дикие” зерна, собранные в лесу, и варят из них самый лучший кофе, какой мне доводилось пробовать (на втором месте кофе Блу-Маунтинс на Ямайке). Когда они приглашают вас в гости, то устраивают сложную кофейную церемонию, почти такую же впечатляющую, как чайные церемонии Японии и провинции Фуцзянь в Китае.
Через лес протекала река, но она была слишком большой для моих исследований. Стало понятно, что нам придется перебраться на север страны и искать подходящие места там.
Чтобы попасть туда из леса Харенна, надо было перевалить горы Бале, а у нас как раз полетели тормоза. Мы поднялись на вершину хребта и оказались на покрытом влажными лугами широком плато, напоминавшем горную Шотландию. На лугах росло множество причудливых цветов, а чуть дальше от дороги редкие эфиопские волки охотились за луговыми ибисами, гигантскими крысами и зайцами с непомерно большими ушами. Спуск с плато занял целый день, потому что тормозить мы могли только двигателем, но к вечеру мы все-таки добрались до офиса национального парка Бале, где имелись комфортабельный гест-хаус и даже сауна.
Лес вековых можжевельников вокруг офиса славится обилием горных ньял, бушбоков Менелика и других исключительно красивых антилоп, нигде больше не встречающихся. Но самым интересным местом оказалось мусорное ведро у входной двери. Я наблюдал за ним через окно всю ночь и увидел двух полосатых шакалов, одного золотистого шакала и одного странного зверя, напоминавшего американского койота. Только через два года выяснилось, что это был серый волк: оказывается, в Эфиопии сохранилась маленькая популяция карликовых волков.