Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

Динец Владимир

Утром мы поднялись обратно на нагорье, в край прохладного воздуха, зеленых деревьев и асфальтированных дорог. И вдруг мы разом поняли, что очень хотели бы вернуться в Данакиль, в это странное место, где мусульманские молитвы произносят не лицом к Мекке, а спиной к ветру, где бутылки открывают магазином от автомата Калашникова, где пластиковые канистры хранят как семейное достояние, но женщины носят золотые серьги весом в сто граммов. В мир стройных людей, тощих верблюдов и неунывающих жаворонков. В край черной лавы, желтой серы, белой соли и серых дюн. В страну, которая за пять дней стала нашим домом.

Наши приключения

в Афаре еще не кончились. Нам надо было пересечь его чуть менее пустынный южный угол по участку шоссе, ведущего в Джибути. Эту дорогу построили во время войны с Эритреей, когда Эфиопия потеряла доступ к морю. По новой трассе осуществлялось все снабжение страны, поэтому трафик там был плотный.

Поездка получилась грустная. Местных афаров уже цивилизовали. Мужчины почти поголовно уехали на заработки в города, а женщины стояли у дороги с пустыми пластиковыми бутылками, надеясь, что кто-то из водителей поделится с ними свежей водой. Мы ни разу не видели, чтобы кто-нибудь остановился.

Шоссе пересекало национальный парк под названием Янгуди-Расса. Его создали для охраны одного из самых редких животных Африки – дикого осла. Этот поразительно красивый обитатель суровых пустынь является предком домашних ослов, но сохранился только в глухих районах Эфиопии, Эритреи и Сомалиленда. Много лет назад я участвовал в израильском проекте по разведению диких ослов в неволе, так что мне особенно хотелось посмотреть на них в природе, и мы пару часов колесили по парку. Там было множество домашнего скота, но почти никакой другой живности. Один раз мы видели осла, похожего на дикого, но он был слишком далеко, чтобы быть уверенными.

В следующем городке мы нашли офис национального парка – крошечный фанерный сарай, в котором жили два инспектора с семьями. Один из них чуть-чуть говорил по-английски.

– Есть ли у вас в парке дикие ослы? – спросил я.

– Нет.

– А что есть?

– Проблемы.

Ну что ж, по крайней мере он был честен.

Мы решили поискать крокодилов в пустынных озерах вокруг города Харэр на востоке Эфиопии, недалеко от границы с Сомалилендом. На краю пустыни мы поставили палатку у небольшого ручейка. Наутро Стася проснулась с острой болью в желудке.

Мы поехали в сторону Харэра, надеясь, что ей станет лучше. Но боль усиливалась. Дорога долго петляла по гребню хребта, разделявшего пустыни Афар и Огаден. Стася уже почти кричала. На пути был небольшой городок под названием Миесо, и там мы отыскали больницу.

Мы слышали немало жутких историй об африканских больницах и ожидали увидеть зловонный холерный барак, в котором умирающие валяются на грязном полу вперемешку с умершими, единственным источником вентиляции служат крылья миллионов мух, шприцы стерилизуют ослиной мочой после каждой тысячи уколов, а с заплесневелого потолка падают комья вируса марбургской лихорадки. Однако больница, хотя и довольно спартанская, оказалась более-менее чистой и нормально работала. В течение часа врачи взяли несколько анализов, диагностировали острый гастрит, сделали укол и выписали таблетки, которые мы купили в аптеке через дорогу. К обеду Стася снова была весела как птичка. Все это обошлось нам в шесть с чем-то долларов. Если я когда-нибудь заболею, лечиться полечу в Эфиопию.

Харэр – неофициальная столица эфиопских мусульман. Утверждается, что пророк Мухаммед однажды отправил сюда свою семью, когда ей угрожали преследования. Жители этого полуавтономного города говорят на особом языке, называемом адаре. Подобно большинству старых мусульманских городов, Харэр

тесен, слегка разрушен, завален мусором и страдает от нехватки воды. Местные жители верят, что иностранцам запрещено ходить по улицам без гида. Если вы просите их от вас отвязаться, они сообщают вам, что живут в свободной стране и могут ходить, где пожелают, а потом продолжают за вами следовать, осыпая ругательствами. Когда горожане вас видят, они кричат не “ю!”, а “фаренжи!”. Это слово, которым по всему исламскому миру обозначают европейцев, возникло еще во времена крестовых походов из арабского названия франков.

В Харэре столько мусора, что козы, собаки, крысы и грифы не справляются с его переработкой. Поэтому в городе живет несколько сотен пятнистых гиен. Они ведут себя вполне прилично, появляясь на улицах только после наступления темноты и лишь изредка разнообразя свое меню ребенком или какой-нибудь частью тела взрослого. Около сорока лет назад один местный дервиш начал их подкармливать, и теперь вечернее кормление гиен стало аттракционом для туристов. Вы можете покормить их с рук и даже погладить. Пятнистые гиены – исключительно интересные звери, но, судя по тому, как мало в Харэре туристов, особой популярностью они не пользуются.

Собственно, туристов на удивление мало во всей восточной Эфиопии. Так и не найдя крокодилов вокруг Харэра, мы решили по дороге обратно в Аддис-Абебу попытать счастья в национальном парке Аваш и оказались там единственными посетителями. Это чудесное место с множеством антилоп, редкими птицами и стаями павианов-гамадрилов, единственных в мире пустынных приматов. Есть там и крокодилы.

Мы наконец-то нашли идеальное место с маленькими водоемами. Река Аваш течет с нагорий в пустыню по глубокому каньону. Обвалы перегородили ее русло, образовав цепочку разделенных порогами и водопадами прудов. В каждом пруду жило по нескольку крокодилов. Записав там несколько “песен”, мы перебрались в еще более живописное место в нескольких милях к северу, где тоже водились крокодилы. Они населяли пять маленьких, кристально чистых озер, образованных теплыми ручьями у подножия черного лавового обрыва. Выше по течению ручьев мы обнаружили горячие источники – бирюзовые чаши, скрытые в пальмовом лесу. Вода там была такой горячей, что залезать в нее удавалось с большим трудом, поэтому мы ходили туда по ночам, когда немного спадала жара.

Авашские крокодилы ревели почти каждый раз, когда “пели”, и их рев было слышно метров за триста. Моя теория пока что работала.

Набрав нужное количество наблюдений, мы поехали в Аддис-Абебу. Было заметно, что до столицы недалеко, потому что на обочинах начали попадаться люди, продававшие диких птиц в маленьких клетках. Особой популярностью пользовались крошечные изумрудно-зеленые абиссинские неразлучники. Торговля дикими птицами в Эфиопии запрещена, так что мы каждый раз останавливались, показывали этим людям наши бумаги (читать они все равно не умели), объясняли, что в следующий раз посадим их в тюрьму, конфисковали птиц и выпускали их в ближайшей роще.

Тесфайе был счастлив вернуться к семье живым и невредимым. Он купил домой такой огромный мешок тефа, что машина едва не развалилась, когда мы общими усилиями втащили его на крышу. После того как мы два месяца торговались за каждый быр, он явно не ожидал чаевых, но мы решили, что он их заслужил за свои страдания, и денег не пожалели. Позже он написал мне, что это был его лучший маршрут за всю жизнь. Но, несмотря на все мои лекции по геологии и астрономии, он считал своим долгом продолжать верить, что миру всего несколько тысяч лет.