Песни каторги.

Гартевельд В. Н.

Есть еще одна странная черта у каторжан и бродяг, которую до меня заметили и другие: самые отъявленные головорезы и убийцы из них питают какую-то страсть к нежным песенкам и сентиментальным стихам, — это какая-то странная психологическая черта, трудно объяснимая.

Очень интересны песни сибирских инородцев; но они чрезвычайно трудны для записи, так как изобилуют четвертными тонами, а кроме того, происходит какое-то glissando в голосах, которое очень трудно записывать. Построены они часто на финских гаммах, но попадается масса песен, по-строенных на гаммах японских и китайских; последние — особенно у бурят («Молитва ламаитов», «Заклинание шаманов», а также «Песнь айноса»).

Не все то, что я привез из Сибири, представляет собою чистое золото, — есть и песок. Я постарался устроить промывку и включил в свою коллекцию только то, что мне кажется интересным. В этнографическом

отношении не все песни представляют интерес; есть и песни бытовые, так сказать, новейшей формации; но ведь настоящее для чело-века не менее интересно, чем прошлое.

Инструментов, которыми инородцы сопровождают свои песни, как-то: киотанг, данхай, кобыза, бишкура, кантеле и др., я в Сибири добыть не мог, да и в России для них не нашлось бы исполнителей; их приходится заменять роялем, арфой или другими струнными инструментами.

Немало песен пришлось мне гармонизировать, а некоторым придать сопровождение; хоры `a capella я оставил в полной неприкосновенности, и на концертах мы передаем их точно так, как я их слышал там.

К словам песен и к мелодическим рисункам я относился педантично точно и, записывая, ничего не изменял. Многие песни были записаны в нескольких вариантах; здесь напечатанные — наиболее распространенные из них, хотя и не самые совершенные.

Думаю, что эти песни еще лишний раз доказывают, что человеческая душа живуча и даже в негостеприимных тайгах и тундрах Сибири, в ужасных казематах каторги куда-то рвется и находит себе отражение хотя бы в этих песнях. Мне думается, что для нас, людей сытых, довольных и свободных, небесполезно знать эти песни — песни несчастных и отверженных [1] .

1

Более подробные сведения о «Песнях каторжан» читатель найдет в журнале «Русское богатство» (январь и февраль 1911 г.) среди моих очерков и рассказов о Сибири и каторге «В стране возмездия»).

В.Н. Гартевельд

I.Песни каторжан

№ 1.

«Ах ты доля»

(Тобольская каторга)

Ах ты доля, моя доля, Доля-долюшка моя, Ах зачем же, злая доля, До Сибири довела? Не за пьянство и буянство И не за ночной разбой Стороны родной лишился, — За крестьянский мир честной! Год в ту пору был голодный: Стали подать собирать И последнюю скотинку За бесценок продавать. Очутился я в Сибири, В тесной шахте и сырой, Здесь я встретился с друзьями. Здравствуй, друг, и я с тобой! Далеко село родное, Но хотелось бы узнать, Удалось ли односельцам С шеи подати скачать?

№ 2.

«Посреди палат каменных»

(Акатуевская каторга)

Посреди палат каменных ты подай, подай весточку В Москву каменну, белокаменну. Ты воспой, воспой, жавороночек, Про горькую да неволюшку! Кабы

весть мне подать Да отцу рассказать Про то, что со мною случилося На чужой, на той сторонушке. Я ведь не был вор, не был вор! Да убивец не был никогда! Но послали меня, добра молодца, Попроведать каторги, распроклятой долюшки. Позабыли меня, словно сгинул я… Но ведь будет пора, и вернуся я За беды и зло я вам отплачу, Будет время! Я вернуся!

№ 3.

«Кибель мой»

(Нерчинские рудники)

(Польская, создана поляками, сосланными в Сибирь в 1863 г.)

Кибель [2] мой, кибель мой Поднимается, опускается. Тянем-ка, тянем-ка, Раз, два, хватай!

2

Кибель — корзина, в которой из шахты поднимают руду.

В шахте там, в шахте там Копошатся и умаются. Тянем-ка и т. д. Руда там, руда там Разбивается, разлетается. Тянем-ка и т. д. Кибель мой, кибель мой Поднимается, опускается. Тянем-ка и т. д.

№ 4.

«Ах ты зимушка»

(Общая тюремная)

Ах ты зимушка, ты зима студеная! Все поля кругом как снегом занесло! Пенье птичек уж давно как замерло. Ах ты зимушка, ты зима студеная! В камере как холодно, в камере моей как холодно! За решеткой средь каменных палат Плохо греет мой дырявенький бушлат. В камере как холодно, в камере как холодно! Лето дивное, расчудесное; Оживает все. Вокруг все расцветет И к свободе все зовет.

№ 5.

«С Иркутска ворочуся»

(Александровская каторга)

С Иркутска ворочуся Счастливым может быть, Быть может наживуся — Счастливо будем жить. Тюремные ворота Для нас отворены, Все тяжкие работы На нас возложены. Еще один годочек В тюрьме побуду я, А там, мой мил-цветочек, Явлюся я, любя. С густыми волосами, С ногами без браслет Явлюся я меж вами С иголочки одет.