Песни китов
Шрифт:
Людмила Григорьевна сама напомнила, как ее зовут. Дежурно поспрашивав про жизнь, она взялась рассказывать о школьном празднике, что состоялся в мае, и куда Мятлина тоже приглашали.
— Что же вы, Женя, не приехали? — пеняла она. — Вас так не хватало! И Севы Рогова не хватало, но он, говорят, где-то далеко живет?
— Далеко, — кивнул Мятлин (ему вдруг стало неприятно).
— Мы отправляли ему приглашение, но ответа не получили.
Мятлин усмехнулся.
— Важным человеком, наверное, стал…
— Ну
— Она погибла, — быстро проговорил он и полез в карман за сигаретой. Он не любил это обсуждать, предпочитал воспоминания наедине с самим собой, и сейчас жалел, что не откланялся с ходу.
— Я знаю… — отвела глаза Людмила Григорьевна. — Хотя до сих пор не могу поверить. В том выпуске вы трое были самыми интересными ребятами. Разными, но интересными. И меня, если честно, не удивляет, что у вас образовался треугольник.
— А он образовался?! — изобразил удивление Мятлин.
— Конечно, об этом многие знали. Вначале я считала, что он равносторонний, но сейчас думаю: равнобедренный.
— Извините, для меня эти математические термины не очень понятны…
— А тут и понимать нечего. Лариса была отдельной вершиной, отличной от вас.
Позже он понял: его не собирались обижать, скорее, хотели сказать хорошее о Ларисе. Но это позже, в тот момент он обиделся, поэтому свернул общение под каким-то надуманным предлогом, даже начал тыкать в кнопки телефона (дела, мол!).
Еще одна встреча состоялась в пивной, куда Мятлин забрел успокоить нервишки. Расположенная под открытым небом, пивная напоминала ушедшее время — то ли пузатыми гранеными бокалами, то ли пролетарским контингентом вперемешку с урлой. Когда Мятлин встал в очередь к стойке, сзади пристроился некто с костылем и с обилием наколок на предплечьях, похоже, вечный обитатель тюремных нар, задержавшийся на воле между ходками.
— А я тебя знаю, — тронул тот за плечо. — Ты с Советской, учительский сынок, верно?
Мятлин что-то пробормотал, взял бокал и поспешил за столик. Обладатель костыля направился следом и, поставив свое пиво, уселся рядом.
— Видишь, что написано? — сунул под нос предплечье. На бледной коже, прорезанной бугристыми венами, красовался сонм надписей непонятного содержания. Мятлин пожал плечами.
— Что написано?
— СЛОН. Что означает: с малых лет одни несчастья.
В памяти всплыло: лесная опушка, ведра с разливным вином, и некто, подносивший кружку за кружкой…
— Вспомнил, да? Ты тогда набухался вусмерть, книжки свои потерял, потом блевал…
Мятлин скривил лицо в вежливой улыбке.
— Что ж вы букву «М» не добавили? — спросил. — Так и ходите с грубой ошибкой…
Визави и сам был грубой ошибкой, то есть доходягой: худой, с просвечивающей кожей, без передних зубов, он
— А мы тебя тогда накачали! — щерился в ухмылке доходяга. — Тебя ж до желчи выворачивало, я помню! А почему? Потому что не тренированный был! Бормотуха — она тренировки требует, к ней желудок приучить нужно. А как приучишь, если книжки читать? Слабаком ты, выходит, оказался, опустили мы тебя…
Он раз за разом повторял подробности, смаковал их, видно, упивался давно прошедшим звездным часом, когда кого-то грамотно опустил. Но Мятлина, как ни странно, это не взволновало. Он понял, что разговаривает с живым трупом, тут даже воображение включать не требовалось — жизнь сама пропишет этот сценарий до логического конца.
Он допивал свою кружку, когда рядом притормозил Mitsubishi Pajero, оттуда выбрался Клыпа и, грузно переваливаясь, направился к столикам.
— Отдыхаешь в благородной компании? — прищурился, озирая публику.
— Нормальная компания, Николай Захарыч! — обнажил беззубый рот компаньон. — Присоединитесь?
— Я в таких шалманах не пью.
— Тогда, может, на кружечку пожертвуете?
— Перебьешься. — Клыпа повернулся к Мятлину. — Ну, допил? Тогда пойдем, есть новости.
Оказалось, Клыпа времени зря не терял, все ж таки человек дела. Он помнил просьбу разузнать кое-что о Рогове, который действительно сидел где-то в американских штатах, по всему видать, зашибая неслабые деньги. Откуда это известно? От матушки его, она еще жива, хоть и переехала в другой район.
— Он ей бабло оттуда присылает. Сколько — она не сказала, но мои знакомые в «Пряжа-банке» говорят: тетка по нескольку штук баксов укладывает на счет. И жалуется при этом: «Куда мне столько? На царские похороны, что ли?»
— Действительно важным стал… — пробормотал Мятлин.
— А то! Он там тоже типа авторитет, если столько имеет… А ведь придурок был, верно? Вечно в своих мотоциклах ковырялся, чумазый, как черт… И папаша его такой же чудик был: все какие-то вечные двигатели изобретал, помнишь?
Мятлин помнил смутно, да и не интересовал его покойный Рогов-старший.
— А поговорить с его матушкой можно?
— Не хочет она ни с кем говорить. Но с моими девушками из банка общается, только им, можно сказать, и доверяет. Короче, она сама его из виду потеряла, деньги приходят с адреса какой-то посреднической конторы. Так что где он сидит — неизвестно. Хотя одна зацепочка есть.
— Какая же?
— Рано об этом говорить. Пусть мои девочки поработают с мамашей, они ей проценты начисляют, а по ходу могут побазарить насчет сынка.