Песни мертвых детей
Шрифт:
— Мама?
Но он не ошибся — она уже спустилась на первый этаж Пол приоткрыл дверь ванной, выглянул, в два прыжка пересек лестничную площадку и шмыгнул к себе в комнату. Там он быстро достал из комода чистые майку и трусы. Пол так спешил, что натянул белье, не удосужившись как следует вытереться. Затем он взял стакан молока, на цыпочках вернулся в ванную, заперся, включил воду, вылил молоко в раковину и тщательно смыл с фаянса белые капли.
Единственную настоящую вульву Пол видел лишь однажды — у своей маленькой кузины, которую его родители как-то раз взяли с собой на пляж в Корнуолле. Эмили ненавидела купальник, так что ей разрешили разгуливать
Команда неоднократно пыталась подбить Мэтью, чтобы тот раскрутил Миранду раздеться при них. Но Мэтью страшился связанного с этим унижения, Отчасти из-за Миранды, но по большей части из-за себя. Дома он постоянно видел ее наготу, и его тревожило, насколько ее тело похоже на его собственное. Мэтью не желал, чтобы эта похожесть стала достоянием остальных. Он боялся, что другие станут хуже о нем думать. Если бы Миранда полагала, что, обнажившись, сумеет проникнуть в Команду, она с охотой и готовностью позволилa бы использовать свое тело для научного исследования. Впрочем, и ее тоже снедало любопытство. Особенно в отношении Пола.
Убедившись, что следов от молока в раковине не осталось, Пол отнес стакан обратно в комнату. Делать ему было нечего, он упал на затянутую желтым покрывалом красную деревянную кровать, и его тотчас сграбастала скука. Родители свозили его в Лондон в большущий магазин и помогли выбрать то, что он хочет. Но только то, что он хотел, не продавалось в магазинах, куда его водили родители. Пол хотел, чтобы у него с потолка свисали «Спитфайры», «Харрикейны» и «Мессершмиты» — как у Эндрю. Пол хотел шкафчик с коллекцией минералов, разложенных по спичечным коробкам — как у Питера. Пол хотел противогаз, оленьи рога, чучело лисицы и латунную кровать — как у Мэтью. В большущем лондонском магазине Пол ненадолго пришел в восхищение от всей этой пластмассы и стекла, от простых форм и основных цветов. Но когда Команда впервые собралась у него, то всеобщая неловкость была очевидна. Комната Пола выглядела слишком современно: она не имела ничего общего с Войной. Они ее возненавидели. Они редко сюда приходили. Собрания Команды устраивали у других.
Пол схватил одну из желтых подушек и принялся остервенело дубасить ее. Потом перевернулся на спину и задумался, как оно все будет, когда он станет вожаком вместо Эндрю. Пол представлял, как величественно благороден он будет по отношению к подчиненным. Он воображал, как изредка станет разрешать Эндрю командовать мелкими операциями.
Пол все еще размышлял на эту тему, когда снизу его позвала мать.
— Пол, — проворковала она, — ты не можешь спуститься и помочь накрыть на стол? Пол?
«Помочь накрыть на стол» означало накрыть от начала до конца, помощь тут была ни при чем.
Пол поплелся на кухню. Навстречу ему по лестнице поднималась мать. Пол оглянулся — она вошла в ванную, но дверь за собой не заперла. Пол понял, что неприятности неизбежны.
На ужин были рыбные палочки с печеной фасолью и картофельным пюре. На столе стоял кувшинчик с соевым соусом — чтобы поливать им все подряд. На десерт были мандарины в желе.
Пол залпом выпил два стакана воды — прямо из-под крана.
Мать в ванной достала из корзины шорты, майку, рубашку. Принесла их на кухню.
Хлопнула дверь — отец Пола вернулся домой.
— Пол, — спросила мать, —
— Что это? — удивился отец Пола.
Обращался он к сыну.
— Мы играли, — буркнул Пол. — У меня из носа пошла кровь. Вот и все.
Мать Пола опустилась рядом с ним на колени.
— Если тебя когда-нибудь кто-нибудь ударит, ты должен сказать мне, — сказала она.
Отец Пола пододвинул к ним стул и сел. Сейчас Пол был выше их обоих.
— Никто меня не ударил, — сказал он. — У меня пошла из носа кровь. Честно.
— Тогда откуда такая грязь на одежде? Ты уверен, что не катался по земле во время драки?
Пол молчал.
Имя, звание, номер.
— Уверен, Пол? — мягко спросил отец. — Ты можешь нам все сказать. Мы не рассердимся. Мы просто хотим знать.
— Мы ведь беспокоимся о тебе, — подхватила мать.
— Ты ведь знаешь, что мы тебя любим, — добавил отец.
Вошел в дом две минуты назад, а уже лебезит и унижается.
— Я… я упал, — сказал Пол, надеясь, что эта дополнительная подробность сделает его рассказ более убедительным.
— Тебя кто-то толкнул? — спросил отец.
— Толкнул, Пол? — повторила мать. — Толкнул?
— Я упал, — ответил Пол. — Просто упал. Отстаньте.
— Не знаю, удастся ли вывести кровь, — вздохнула мать.
— Почему бы нам не сесть за стол и не поговорить об этом? — сказал отец Пола.
Не дождутся. Сесть он, может, и сядет, но говорить не станет. Никогда.
Пол сел, скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на отца.
Кухонный стол был круглым. Все трое сидели на равном расстоянии друг от друга, но Полу всегда казалось, что он находится лицом к отцу, тогда как мать где-то слева.
Один день свободы, половина одного дня, и впереди опять маячит месяц тюрьмы.
Отец неуклюже попытался возобновить разговор:
— Чем ты сегодня занимался?
Пол уставился в тарелку, приготовившись к допросу.
— Мы играли.
Он был недостаточно взрослым, чтобы проигнорировать вопрос.
— Во что вы играли? — не отставал отец. Пол оторвал взгляд от тарелки.
— В войну, — сказал он. — Мы играли в Войну.
Отец Пола расстроенно зацокал, и мать посмотрела на него, картинно наморщив лоб.
— Вы во что-нибудь другое когда-нибудь играете? — спросил отец.
— Нам нравится играть в Войну.
Именно игры в войнушку отец Пола надеялся избежать. Когда Пол был совсем малышом, ему не покупали игрушечных ружей, оловянных солдатиков, самолетиков, вообще ничего интересного не покупали. Отец — как пить дать, ярый член Движения за ядерное разоружение или «Гринпис» — упорно отказывался дарить Полу на день рождения или на Рождество то, что сын просил. Мать хотя и заявляла, что она женщина независимая в мыслях и поступках, но в общем и целом соглашалась с пацифизмом мужа. Когда она сталкивалась с насилием, внутри у нее всегда что-то сжималось. Один лишь вид Пола, когда тот держал палкy, точно это автомат, доводил ее до слез. А отца Пол буквально бесил. Но из-за своих принципов он не мог выплеснуть ярость в виде откровенной агрессии или, на худой конец, дозированного насилия. А потому, как бы сильно Пол ни злил отца, его никогда не били и даже не бранили. Вместо этого его приглашали к кухонному столу, спрашивали, не хочет ли он пить, и вручали стакан молока или апельсинового сока; спрашивали, все ли нормально в школе, и совали пирог или печенье; спрашивали, не хочет ли он пригласить друзей, и говорили, что они очень его любят, а затем спрашивали, знает ли он, что делает оружие с людьми.