Песни Серебряных Струн. Песнь первая: «Мечта и воля». Часть первая
Шрифт:
– Сдаюсь, сдаюсь, любезный Гертарий! – Даан развел руками, словно действительно сдавался. – Прости, если был непочтителен. Молод я и глуп.
– Вот то-то же, – смягчился старик. – Хорошо, что сам признаешься. А на-ко вот, слушай, тебе вожжи. У тебя, поди, с бабёнками-то хорошо всё ладится. Вот и давай, правь-ка кобылой, покажи удаль. Да ласково с ней, ласково! А я вот пока отдохну.
Даан принял поводья из рук старика, чуть причмокнул губами, и слегка хлестнул. Лошадь недовольно фыркнула, но послушно пошла быстрее. Старик Гертарий усмехнулся, и достал трубку. Закурил.
– Фонари, значит, у этой дороги такие же, как в столице, –
– Ну, – подтвердил Гертарий, выпуская облако седого дыма и приглаживая усы. – Власти не скупятся. Хоть я-то вот не понимаю этого. Столицу украсили да улучшили – что твой пряник. Дорогу тоже… Кто, ты думаешь, фонари эти зажигает по ночам? А никто! Сами горят. Как темно станет – так и горят. В них, понимаешь, субстракт этакий. Люминарис или как его… Племянник мой такими фонарями занимается, ну. Закупают субстракт у горных эльфов, да по склянкам суют. А потом в фонари. Что смеешься? Дело-то не простое. Доходное. Племянник-то с детства в столице на светильщика учился. Долго. Сейчас взрослый уж, постарше тебя будет, ну. Все с этими фонарями. Прямо не дыши на них, совсем умом тронулся. Но денежки имеет, мастеров таких мало. Денег-то привёз как-то нам со старухой на новый сруб. Да что там нам с тех денег? Ну закупим дерева, а дом-то сам себя не построит. А я не полезу уж, стар. Да прекрати ты лыбиться, не то вон, кнутом огрею.
– Прости-прости, почтенный Гертарий, – хихикнул Даан. – Мне просто почудилось, будто ты во всем видишь только тёмное да плохое. А есть ведь и хорошее. Вон, и дорога освещена для путешественников, и вода в колодцах чистая… и торговля со Скаурейэр налажена…
– Эх, эльфы эти! – крякнул старик, выколачивая трубку. – Ничего я от них хорошего не жду. И тебе не советую. Пусть кто им в пояс кланяется да почитает, как Высших3 – от меня не дождутся такого! Ладно горные еще да лесные. Грешны, конечно, охальники. Но с них-то хоть какая польза есть. А увидишь этих…. Атоллэр4… никаких с ними дел не води. Ух, черти-собаки. Хорошо, что их давно никто не видел. В наших-то местах лет с дюжину поди их не видно, с самой войны с пустынниками этими, ксайтридами5. Да никто и не печалится. Я тебе так скажу – эльфа увидишь – быть беде. Как чёрный петух в полнолунье. Ну!
Даан снова рассмеялся. Ему не так мало доводилось общаться с эльфами во время жизни во Вдохновенном Киннаре, и сказать о них он мог только одно – они, Высшие, отличались от простых смертных и поведением, и манерами, и речами. Хотя из тех, что помоложе, были и заносчивые, и кроткие, и гневливые, и веселые. Как среди людей. Или Дхунар. Или Нулсуру6. Эти, правда, далеко не каждый день встречались. Хотя, он был хорошо знаком с одной из Нулсуру – танцовщицей. Она поражала своей гибкостью и лёгкостью движений. Но это не удивляло. Любой, кто учился или жил в Киннаре, мог поражать своими способностями.
Киннар… Сколько уж лет назад пришлось покинуть прекрасные стены города Искусств, и получить строгий запрет возвращаться в его творческое великолепие? Даану стало немного грустно. Захотелось достать из дорожного чехла мандолину, оживить её серебряные струны лёгким касанием, и прогнать печаль звоном веселой песни. Или же наоборот – отдаться грусти, играя мелодию, что пробирала бы до самых слёз… Но руки были заняты поводьями. Музыкант глубоко вздохнул.
И он, и
Телега приблизилась к развилке. Здесь дорога разделялась натрое. Первая из них, самая прямая, продолжала идти четко вперед, устремляясь в лес. Вернее, если присмотреться к ровно высаженным деревьям, это было больше похоже на парк или охотничьи угодья. Две других дороги шли чуть наискось, одинаково в левую и правую стороны. Путевой указатель с изящными резными табличками-стрелками гласил, что первая дорога приведет к цитадели Цере де Сор, а дороги-близнецы – в восточную и западную части столицы.
– Правь на восток, – скомандовал Гертарий. – Если тебе по твоему делу долговому на запад Астер де Торонисса надо – это ты уж сам думай, как через Мост Тысячи Звёзд переправляться будешь. А мне вот в восточную.
– По счастливой случайности дело поджидает меня именно в восточной части города, – мягко сказал Даан, направляя лошадь по правой дороге. – Но вообще, я в этот раз думаю и в западном Астер де Торониссе побывать, и в восточном. А то и на самый императорский дворец посмотреть. Хорошо бы, конечно, оценить его внутреннее убранство. Я, хоть в городе бывал, но до дворца не добирался и близко. А вот мои учителя из Киннара нередко бывали здесь при дворе. Рассказывали, что дворец Императора прекрасен, и даже в чем-то подобен Киннарскому храму искусства!
– Ну, – усмехнулся старик, – я-то тут ничего тебе сказать не могу. Ни в Киннаре этом вашем не случался, ни во дворец меня не приглашали. Да и не пригласят, куда ж там! Кто я такой? Да ты не улыбайся-ка! Ты-то сам чем лучше? А? Вот кто ты такой, чтобы тебя во дворец императорский позвали? Хоть за первые Ворота Орла пустили бы, а?
– Я-то? – Даан повернулся на собеседника, гордо приосанился, и отчеканил. – Я – Даанель Тэрен! Артист, поэт, певец и музыкант. Дитя Вдохновения из прекрасного города Искусств, озаренного высшей благодатью Создателя и верных его божеств!
– Ты вожжи держи крепче, дитя Впечатления! – осадил его Гертарий. – Как вспыхнул-то. Того и гляди искры с тебя посыплются, да сено вспыхнет.
– Дитя Вдохновения, – поправил Даан, впрочем, вовсе не обидевшись. – А огонь в моём сердце горит всегда. Иначе не сложить песен.
– Не петушись, ишь. Песни складывать он будет. Ты вон, посмотрел бы на себя лучше. Прежде чем в столицу идти, да в богатый дом проситься – не то, что во дворец императорский! – тебе об одёже подумать надо. Кто на порог такого дешевого пестряка пустит, ну?
– Ты как всегда прав, мудрый Гертарий, – кивнул Даан. – Никто не пустит. Но я найду выход. А там, где выход, нередко и есть вход. Да! Так и знай, почтенный Гертарий. Я не я, если в этот раз, будучи в столице, не спою при дворе самого Императора!
– Ох-ох, какой прыткий! – старик расхохотался так, что даже закашлялся. – Уморишь ты меня и без своих прибауток. Давай-ка так. Споёшь при дворе да привезешь мне из дворца какую диковину – я признаю твой талант, да принесу извинения. А уж я сроду прощения ни у кого не просил, ну. Даже в остроге как-то за это сидеть пришлось по молодости.