Песни/Танцы
Шрифт:
– А я думал, ты действительно решил завязать…
– Ага, решил. Говорю тебе: я и сейчас в завязке.
– Серьезно?
– Конечно, нет. Слишком много соблазнов кругом. Вчера завязал, сегодня развязал. Сегодня развязал – завтра опять завяжу. Какая разница?
– Никакой. Просто выходит, что ты совершаешь бессмысленные поступки, не преследуя четкой цели…
– А ты совершаешь исключительно осмысленные?
– Я? Ни в коем случае. Я вообще – квинтэссенция бессмысленности.
– Да вся наша жизнь квинтэссенция… – Олег помолчал. – Все просто так, без какой-либо четкой цели. Что
– Мне эти времена напоминают последние времена. Потеря целей, падение смысла…
– Так и есть, наверное.
Я вспоминаю слова Эриха Фромма о том, что наше общество состоит из несчастных, склонных к саморазрушению людей, изредка испытывающих радость от того, что им удалось «убить время», которое они, как это ни парадоксально, постоянно пытаются сэкономить. Бесконечный лабиринт, из которого никому и никогда не найти выхода.
Я смотрю на бездомного и его птиц: наверняка он каждый день приходит сюда их кормить. С каким-то малообъяснимым фанатизмом он крошит черствый хлеб, бросает куски на землю. В его глазах пустота вселенной. Он – отражение этого усталого мира, вобравшее в себя всю его грусть.
По скверу проходится осенний ветерок, я чувствую легкий озноб.
– Может, пойдем потихоньку? – спрашиваю я Олега.
– Может, и пойдем.
– Прохладно сидеть что-то, все-таки не май месяц на дворе…
– Ага. Лето прошло…
– В общем, ты как хочешь, а я встаю…
Олег потягивается.
– Вставай.
Я встаю, Олег следом. Тоже мне комедиант. Никуда он не денется. Идем туда, куда и собирались с самого начала, – на выставку.
Проходим квартала два, пиво допито, тара из-под него благополучно отправлена в урну. Олег начинает жаловаться:
– Чего-то я еще пива хочу.
– Ты уверен?
– На все сто!
Вот когда отвечают так, уверенность почему-то теряю я. Вполне возможно, что еще одна бутылка пива будет лишней для Олега… Впрочем, он не дает много размышлять ни мне, ни себе: заскакивает в первый попавшийся магазин, я не успеваю его остановить.
Закуриваю и жду возвращения своего товарища. Смотрю, как балтийский ветер полощет в небе белые флаги облаков.
Осень – время поэтов, маргиналов, самоубийц… Время надлома и задумчивости. В Петербурге – это, кажется, единственное время года, которое выглядит естественно, является самым подходящим фоном для этого холодного и сумрачного города.
Возвращается Олег, в руках у него две бутылки пива. Одну из них он протягивает мне. Я молча принимаю, смотрю на него.
– Думаешь, это не будет лишним?
– Пиво? Пиво никогда не бывает лишним. Тем более там, куда мы идем.
– Там, куда мы идем, мы рискуем не оказаться, если продолжим двигаться в том же темпе и делая остановки у каждого магазина.
– Не будь педантом.
Спорить бессмысленно, молча идем дальше. Раз Олег развязал, значит, в ближайшее время не тормознет. Выходные, в принципе, у него есть, не думаю, что он думал провести их как-то более плодотворно.
В центре извечная суета, люди ходят от магазина к магазину, от представления к представлению. Может, именно поэтому я не очень люблю центр, по крайней мере, ту его часть, в которой обычно не протолкнуться. Ускоряем
От пива в голове пусто и как-то светло. Наверное, это сияние пустоты. Смотрю на Олега: тот идет, сжав скулы, на лице его мелькают тысячи оттенков меняющегося чуть ли не каждую секунду настроения.
– Ты чего? – спрашиваю его.
– Да так… Что-то бесят меня эти люди вокруг…
– А что ты хотел? Это же не дремучий лес…
– Да я не уверен, что мне бы сейчас понравилось и в дремучем лесу.
– Что-то вы капризничаете, батенька…
Он пропускает мое замечание мимо ушей. Смотрит куда-то на проспект. Я отслеживаю его взгляд и смотрю туда-же. С улюлюканьем и гудками клаксонов на нас надвигается свадебный кортеж. Олег шарахается к стене дома и зажимает уши. Я смотрю на эту картину с улыбкой.
Мимо нас проносится украшенный воздушными шарами лимузин, еще несколько отчаянно сигналящих автомобилей и автобус, из окон которого высовываются кричащие люди, я машу им рукой, Олег отлипает от стены и показывает удаляющемуся кортежу средний палец.
– Зачем ты так?
– А чего они шумят?
– Так свадьба ж…
– Ага. Свадьба, гулянка, куча денег, вбуханных непонятно во что, а потом – похмелье, срач, через полгода развод…
– Почему сразу развод-то?..
– А статистика говорит нам об этом.
– Да ладно тебе, у людей праздник, не завидуй.
– Я и не завидую.
Идем дальше, переходим оживленный проспект по зебре. Олег расталкивает локтями толпу, плывущую встречным курсом. Людей действительно много, и потому хочется съежиться и сделаться незаметным.
Очередной парадокс бытия: убегая от древней тьмы, человек построил цивилизацию, цивилизация создала большие города, большие города сделали человека маленьким и прозрачным, пытающимся спрятаться от этих самых больших городов и цивилизации. Люди сбиваются в стаи, дабы выжить, и бегут из стай, в надежде спасти собственную индивидуальность.
Еще несколько кварталов – и мы на месте. Здесь расположено арт-пространство, гордо именуемое организаторами нью-йоркским словом «лофт». Насколько мне известно, на родине лофтов под этим словом скрываются бывшие промышленные здания, переоборудованные под жилье или мастерские художников. В отечественном варианте мы имеем заброшенную фабрику, занятую хостелом и выставочной галереей. Что ж – это немного лучше, чем бывшая фабрика, занятая бизнес-центром или же, как вариант, сдаваемая по частям в аренду.
– Пиво будем допивать? – спрашиваю я Олега.
– Зачем? Пойдем с пивом.
– Думаешь, нас пустят?
– А куда они денутся?..
Наверное, спорить не имеет смысла. Мы проходим через турникеты на проходной и оказываемся на фабричном дворе. На нас смотрят темными окнами теперь уже бывшие фабричные цеха. В их взгляде – изумление и невозможность смириться с собственной печальной судьбой.
Мы проходим вглубь двора и заходим в подъезд. Перед нами лестница, слабо освещенная редкими люминесцентными лампами. Их тусклый свет дает нездорового цвета блики на поверхности стен, отделанных керамической плиткой. Надо понимать, этот антураж сохранился тут с промышленных времен.