Песни

Шаов Тимур

Мы ж все такие, срамота. Бывает, спросишь у кента: «Как здоровье, дорогой?» Он отвечает так: «Пока не знаю, не скажу, Вот завтра к доктору схожу, Он мне и накукует срок». Да ты сдурел, чувак. А не ходил бы ты туды — Так ведь недолго до беды, Не парься, братец, пей вино И кушай карася, Люби жену свою, живи, А все анализы порви. Ведь если много будешь знать, То

не состаришься.

Немного о себе

Я сам собой ну просто жутко недоволен. Живу сумбурно, трачу жизнь на ерунду. Я мягкотел, слабохарактерен, безволен. Мне говорят: «Пойдем, гульнём!» — и я иду. Я раздражителен, забывчив и небрежен. Лабильна психика. Сомнительна мораль. В быту капризен и физически изнежен, Аж прямо в зеркале себя бывает жаль. Не человек, а просто чмо на постном масле. Не то чтоб нуден, но до тошноты ворчлив. И не сказать, чтоб трусоват, но так, опаслив. Не то чтоб жаден, но уж очень бережлив. Нет, я всегда подам калеке Христа ради, Но если так, без умиления, взглянуть, Я не тяну не то что на Махатму Ганди, Я и на дедушку Мазая не тяну. Сплю я долго и со вкусом, Сплю, пока не ляжет мрак. По ночам хожу, как вурдалак. Я мог бы стать Вольтером, Вот гадом буду я, Но нет во мне Усердия. Я мог бы стать Шопеном, Музычку бы кропал, Не был бы гадом, Точно б стал. Лежит нечитанный Платон, Бах недослушан, А я сижу, смотрю футбол и пиво пью. С остервененьем бью проклятые баклуши И с отвращением читаю жизнь мою. Я бросил Родину, карьеру эскулапа — Теперь горланю, как заевший патефон. Худые ручки тянут дети: «Папа! Папа!», А папе некогда: зараза, занят он. В семье я деспот: очень нудный, твердолобый, С утра домашним отравляю бытие. Но хоть, спасибо, нету месячных, а то бы Совсем труба моей зашуганной семье. Закомплексован весь, я недоволен мною, Во всем себя виню и до того дошло — Я маюсь экзистенциальною виною За первородный грех, аж вспомнить тяжело. Пью, курю, смотрю на женщин, Правда — только лишь смотрю. Посмотрю, и снова пью-курю. Где-то дымят заводы, И я лежу, дымлю. Очень себя я Не люблю. Я не красив, как Путин, Даже не так умён. Ах, отчего же Я — не он. Могу бездарно просадить любую сумму, И

мне мой друг доброжелательно сказал: «С твоими данными тебе пора в Госдуму. Иди, укрась собой народный наш хурал!» В парла-парла-парламенте Итак уже аншлаг. Точнее говоря — «Аншлаг! Аншлаг!» Ну что тут скажешь, вот такая я каналья. Теперь — о главном: о тебе, любовь моя. Хочу сказать: «Спасибо, милая, родная, Что ты живешь с такою гнидою как я». Тебя должны канонизировать при жизни За твои муки, за любовь и за труды. Я тоже стану человеком, только свистни, Прям с понедельника. Нет, лучше со среды.

Ночной свистун

Свистит, свистит, зараза, под окошком, Ну нету Любки, что ж ты, тварь, свистишь? Свежо, впотьмах свалилась с крыши кошка, Деревья гнутся, да шумит камыш. А чтой-то ночь зловещая такая? Блуждают на погосте огоньки, В такую ночь обычно самураи Канают на границу у реки. Трубу прорвало, из подвала пахнет гнилью, Свистит влюблённый третий час подряд. В такую ночь, чтоб сказку сделать былью, Был Зимний на гоп-стоп братвою взят. Жужжит в стакане пьяненькая муха, Я соль рассыпал, видно быть беде. В такую ночь ван Гог отрезал ухо, А Грозный треснул сына по балде. Пошла муха на базар и купила самовар, Приходите, черти, я вас пивом угощу! Чёрт заглянет на часок, он не низок, не высок, Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок! Бурчит с экрана футуролог злобный: «Увы вам, люди, бьют уже часы!» Смесь Иоанна, Нострадамуса и Глобы, Апокалипсисом пугает, сукин сын: «Падёт Звезда Полынь, грядёт разруха, И брат у брата увёдет жену, И Пятачок зарежет Винни Пуха. Конец эпохи, все пойдем ко дну!» Вот так живёшь, гребёшь деньгу лопатой, Тут трубный зов — и всё коту под хвост, Мол, Страшный Суд, звоните адвокату, С вещичками на выход, в полный рост! А этот все свистит, на гульках твоя Люба. Убогий жребий брошенных мужчин! Что он Гекубе, что ему Гекуба? Пошёл бы, лучше, выдавил прыщи. Баю-баюшки-баю, спать ложись, мать твою! Хочешь, милый мальчик, я те песенку спою? Завтра будет день опять, ночью, мальчик, надо спать. Приходи к нам, Фредди Крюгер, нашу детку покачать! Печаль светла, но нет императива, Чего свистишь, уже написан «Капитал». Швырять столы в окно, конечно, некрасиво, Но я швырну так, чтобы наповал. Луна желтушная измучена циррозом, Свингует на трубе Архангел Гавриил, А выше — Бог, терзаемый вопросом: Какого чёрта он все это сотворил?