Песня длиною в жизнь
Шрифт:
— Знаешь, я никогда не был в Сакре-Кёр.
— Кто бы сомневался, — пробормотала она себе под нос и тут же громко ответила Иву: — Значит, пришло время.
Он снова остановился и посмотрел на внушительное сооружение с возвышающимся на самом большом из трех куполов крестом.
— Это здание подавляет больше, чем Нотр-Дам-де-Пари. Строители здесь здорово постарались.
— Это храм, куда совершают паломничества, — отозвалась Эдит.
Она думала о базилике в Лизьё, которую должны были возвести в честь святой Терезы по образцу храма Сакре-Кёр, но не достроили из-за войны. Возможно, стены повредили бомбами. Желание Эдит отправиться в Нормандию и помолиться там за свое творческое будущее по-прежнему
— Базилику Сакре-Кёр заложили в тысяча восемьсот семьдесят пятом году в знак раскаяния коммунаров в преступлениях, — внезапно услышала Эдит свой голос.
На самом деле она хотела сохранить эту информацию при себе, предполагая, что Ив имел такое же представление об историко-политических процессах, как и она сама в свое время — до того, как ей рассказал обо всем Поль Мёрис. Она не хотела выступать в роли учительницы. По крайней мере, не здесь, не в этом значимом для них месте.
— Я слышал о Парижской коммуне, — быстро ответил Ив. В его голосе зазвучала какая-то гордость. — Отец рассказывал мне, что пролетариат на короткое время пришел к власти. Разве можно считать преступлением завоевание власти народом? Ведь штурм Бастилии именно к этому и привел.
— Архиепископ Парижский был расстрелян коммунарами. По-твоему, это не преступление? — спросила она глухим голосом.
— Ты называешь себя певицей для рабочего класса. Почему же тогда не понимаешь, какие реформы на самом деле необходимы народу? Ради этого можно пойти на жертвы. Партия коммунистов теперь представлена в новом французском правительстве и наконец займется национализацией крупных заводов. Например, такая компания, как «Рено», находится в руках народа и теперь может развиваться дальше. Но продвижение вперед возможно только в том случае, если будут уничтожены старые структуры.
Он смотрел на нее с мрачной решимостью.
— Но политическая партия не заменит религию.
— Верить в тех, кто заботится об улучшении условий жизни простых людей, таких как мы с тобой, мне кажется более разумным, чем в Бога, который допустил то, что происходило в этом городе в последние четыре года.
— Ты делишь мир на черное и белое, а вера тебе недоступна, — сухо заметила она.
Когда он открыл рот, чтобы возразить, она жестом заставила его замолчать. Потом она взяла его за руку, и хватка оказалась железная.
— Пойдем, пойдем дальше. Я хочу рассказать тебе, почему святая Тереза из Лизьё так важна для меня. На ходу говорить легче.
Ей было семь лет, когда она впервые стояла у могилы Терезы Мартен на кладбище в Лизьё. Маленькая девочка, почувствовавшая чудесную силу, исходившую от умершей монахини. Эдит нравились красивые истории о кроткой и любящей Терезе Младенца Иисуса[43], которые рассказывала ей бабушка Леонтина Гассион. Но девочка не могла видеть каменные надгробия и деревянные кресты вокруг, гравийные дорожки вдоль заросших травой участков и туи, украшавшие места последнего упокоения. Она страдала какой-то таинственной
Она цеплялась за руку бабушки, а та старалась освободиться.
— Подожди, я занята, — повторяла пожилая женщина.
Эдит не видела, чем она занята.
На обратном пути бабушка привязала льняной мешочек, наполненный землей из могилы, к почти слепым глазам внучки. Эдит знала, что это была та самая особенная земля, потому что от нее исходил запах, сильно отличавшийся от того зловония внутри конного экипажа, который вез их обратно в Берне.
Обоняние позволило ей сохранить воспоминание о кладбище, на котором была похоронена святая, хотя визуальной картины этого места у девочки и не осталось. С повязкой на глазах она перестала воспринимать даже свет и тень и погрузилась в абсолютный мрак, но странный пряный аромат придавал ей силы. Как иногда рука ее мамочки.
Через неделю маман Тине — так звали бабушку шлюхи из ее публичного дома — сняла с глаз внучки повязку, и перед взором маленькой девочки развернулся пестрый, цветной мир. Эдит снова могла видеть. С тех пор она молилась Терезе из Лизьё.
Хотя ей так и не удалось увидеть ту самую могилу святой. Эдит снова оказалась в Лизьё уже взрослой, и к тому времени останки кармелитки были перенесены в маленькую капеллу монастыря, где та когда-то жила своей любовью к Богу. Покоившийся на пьедестале полированный саркофаг и мраморная статуя, воссоздававшая облик Терезы, не имели ничего общего с кладбищем, по которому будет потом бродить Эдит, желая воскресить воспоминания. Только запах был неизменным и то чудо, которым святая оставила память о себе.
ГЛАВА 13
Эдит положила руки на предплечья Ива. Ее пальцы чувствовали его пульсирующие вены. Она буквально ощутила его страх перед сценой. Ив старался держаться как можно более спокойно, выглядеть расслабленным и счастливым, одаривая улыбкой бывалого человека проходящих мимо него танцовщиц в коротких юбках. Но Эдит понимала, что его сердце под черной рубашкой почти разрывается от волнения. Однако пожатие рук было единственной поддержкой, которую она могла ему оказать в этот момент. Дальше ему придется самому позаботиться о себе: сконцентрироваться, чтобы выступление было успешным. Он выступит с тем же репертуаром, что и несколько недель назад в АВС, но Эдит горячо надеялась, что он вспомнит ее инструкции, когда выйдет к публике.
В уединении гостиничного номера они снова и снова разбирали каждый его шаг. Ив попробовал себя на маленьких сценах парижских пригородных кинотеатров и, как ей показалось, преуспел. Теперь только оставалось выступить в «Мулен Руж».
— Ты должен завоевать их всех, — подбадривала она его.
Несмотря на шум — болтовню девушек из балета, разговоры рабочих на сцене, звуки инструментов, которые настраивали музыканты, — она говорила очень тихо. Однако голос ее был энергичным:
— Ты должен обращаться к публике, сидящей на дорогих местах, так же, как и к слушателям, сидящим на дешевых местах. Только когда все они окажутся на твоей стороне, тебе достанутся их аплодисменты.