Песня единого фронта, Брехт Бертольд

Песня единого фронта

на обложку

Брехт Бертольд

Шрифт:

1940 год

Сынишка меня спросил: — Пап, учить математику? «К чему? — хотел я сказать. — Что два куска хлеба Больше, чем один, смекнешь и так».

— А французский учить? — пристал сынишка. «К чему? — хотел я сказать. — Этой стране конец. Живот рукою погладишь, застонешь — тебя поймут».

А сынишка все спрашивает: —Надо учить историю? «К чему? — хотел я сказать. — Учись к земле прижиматься, Прячь голову, авось уцелеешь».

— Да, — отвечаю я. — Штурмуй математику, Французским займись, учи историю!

К ПОТОМКАМ

Право,

я живу в мрачные времена. Беззлобное слово — это свидетельство глупости. Лоб без морщин Говорит о бесчувствии. Тот, кто смеется, Еще не настигнут Страшной вестью.

Что же это за времена, когда Разговор о деревьях кажется преступленьем, Ибо в нем заключено молчанье о зверствах! Тот, кто шагает спокойно по улице, По-видимому, глух к страданьям и горю Друзей своих?

Правда, я еще могу заработать себе на хлеб, Но верьте мне: это случайность. Ничто Из того, что я делаю, не дает мне права Есть досыта. Я уцелел случайно. (Если заметят мою удачу, я погиб.)

Мне говорят: «Ешь и пей! Радуйся, что у тебя есть пища!» Но как я могу есть и пить, если Я отнимаю у голодающего то, что съедаю, если Стакан воды, выпитый мною, нужен жаждущему? И все же я ем и пью. Я бы хотел быть мудрецом. В древних книгах написано, что такое мудрость. Отстраняться от мирских битв и провести свой краткий век, Не зная страха. Обойтись без насилья. За зло платить добром. Не воплотить желанья свои, но о них позабыть. Вот что считается мудрым. На все это я неспособен.

Право, я живу в мрачные времена.

В города приходил я в годину смуты, Когда там царил голод. К людям приходил я в годину возмущений. И я восставал вместе с ними. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.

Я ел в перерыве между боями. Я ложился спать посреди убийц. Я не благоговел перед любовью И не созерцал терпеливо природу. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.

В мое время дороги вели в трясину. Моя речь выдавала меня палачу. Мне нужно было не так много. Но сильные мира сего Все же чувствовали бы себя увереннее без меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.

Силы были ограничены, А цель — столь отдаленной. Она была ясно различима, хотя и вряд ли Досягаема для меня. Так проходили мои годы, Данные мне на земле.

О вы, которые выплывете из потока, Поглотившего нас, Помните, Говоря про слабости наши, И о тех мрачных временах, Которых вы избежали. Ведь мы шагали, меняя страны чаще, чем башмаки, Мы шли сквозь войну классов, и отчаянье нас душило, Когда мы видели только несправедливость И не видели возмущения.

А ведь при этом мы знали: Ненависть к подлости Тоже искажает черты. Гнев против несправедливости Тоже вызывает хрипоту. Увы, Мы, готовившие почву для всеобщей приветливости, Сами не могли быть приветливы. Но вы, когда наступит такое время, Что человек станет человеку другом, Подумайте о нас Снисходительно.

1938—1944

ТОПОЛЬ НА КАРЛСПЛАЦ

Тополь стоит на площади Разгромленного Берлина, Листвой зеленой приветствуя Людей, проходящих мимо.

Зимою сорок шестого Топливо вздорожало, Люди мерзли, и многих Деревьев старых не стало.

А дерево здесь, на площади, Вновь зеленью приодето. За то спасибо скажите, Что уцелело хоть это.

ЗАНАВЕСЫ

На

Большом Занавесе пусть будет написан Воинственный голубь мира Моего брата Пикассо. Позади Натяните проволоку и повесьте Легкую раздвижную занавеску, Которая, ниспадая, волнами пены скрывает Работницу, распределяющую листовки, И отрекающегося Галилея. В зависимости от пьесы занавеска Может быть из грубого полотна, или шелка, Или из белой кожи, или из красной… Только пусть не будет она слишком темной, Потому что на ней должны читаться Проецируемые вами подписи, Которые служат заглавьем для сцен. Они ослабят напряжение зрителя И сообщат ему, чего ожидать… Пусть занавес мой, спускаясь от середины, Не закрывает мне сцены! Откинувшись в кресле, пусть зритель видит Все деловые приготовления, которые хитро Делаются для него: как спускают Жестяную луну и как вносят крышу, покрытую дранкой… Не показывайте ему слишком многого, Но кое-что покажите! Пусть он видит, Что вы не колдуете здесь, А работаете, друзья.

РАДОСТЬ НАЧАЛА

О радость начала! О раннее утро! Первая травка, когда ты, казалось, забыл, Что значит зеленое! Радость от первой страницы Книги, которой ты ждал, и восторг удивленья! Читай не спеша, слишком скоро Часть непрочтенная станет тонка! О первая пригоршня влаги На лицо, покрытое потом! Прохлада Свежей сорочки! О начало любви! И отведенный взгляд! О начало работы! Заправить горючим Остывший двигатель! Первый рывок рычага, И первый стрекот мотора! И первой затяжки Дым, наполняющий легкие! И рожденье твое, Новая мысль!

ОДНО НЕ ЧЕТА ДРУГОМУ

Тополь распускает Клейкие листочки, А у дуба только Набухают почки.

Тучка проплывает В небе торопливо, А другая тучка Тянется лениво.

Братик и сестренка Моют чашки чисто; Братик моет медленно, А сестренка — быстро.

Только наша кроха Все не моет чашку, — Все еще за столиком Доедает кашку.

СЛИВА

Что это там за деревцо — Поди узнай его в лицо! Оградочка вокруг — Не наступите вдруг!

Оно мало, и потому Стать больше хочется ему. Ему так мало лет, Ему так нужен свет!

Плодов не видно, и в лицо Как распознать нам деревцо? Что сливам быть на нем, По листьям узнаем.

ЗИМНИЙ РАЗГОВОР ЧЕРЕЗ ФОРТОЧКУ

Я — маленький воробей. Я гибну, дети, спасите. Я летом всегда подавал сигнал, Чтоб сторож ворон с огорода гнал. Пожалуйста, помогите.

Сюда, воробей, сюда!