Песня горна
Шрифт:
Пистолет Валерии Вадимовны лежал не в кобуре, а в кармане куртки.
Через карман она и выстрелила – Денис-то едва успел достать своё оружие. А потом вернулась к прерванному занятию и сунула ребёнка в руки матери, бросив: «Не вздумай заставить его блевать, увижу – тебя тоже пристрелю»…
…Раньше Денис уйгуров практически не видел – не считать же знакомством ту памятную встречу с одержимой «жаждой солнца» толпой? Теоретически он знал, что уйгуры – родня казахам. Но хотя казахи, на взгляд Дениса, красотой не отличались – насчёт них, по крайней мере, не возникало сомнений, что это – люди.
Об уйгурах он такого сказать не мог.
При виде их Денису в голову приходило только одно – врезавшаяся в память строчка из прочитанного когда-то в детстве (ха) маминого сборника
Теперь видел – точней не скажешь. Чума никого не красит, что тут говорить, но жители кочевья и до чумы скорее напоминали что-то полуживотное. Точнее – полумонструозное. Медицинских познаний Дениса вполне хватало, чтобы просто-напросто увидеть – разные степени умственной отсталости, чисто физические уродства, вплоть до лишних рук и глаз, и наверняка массовое бесплодие. Последнее легко определялось тем, что детей почти не имелось.
Смотреть на всё это было отвратительно. Помогать обитателям кочевья – казалось просто-напросто оскорблением здорового рассудка. Судя по всему, остальные ребята думали так же; Гришке было легче всех, потому что его «форменных признаков» боялись до столбняка даже откровенные дебилы.
Собственно, Гришка и завёл разговор – в один из вечеров у костра, кажется, на четвёртый день, – когда мальчишки отдыхали, а Валерия Вадимовна при оранжево-красном пляшущем свете заполняла бумаги. Настин брат сидел себе сидел, грыз веточку, обсасывал с неё кусочки янтарного сахара, а потом предложил:
– Валерия Вадимовна, – она кивнула, не переставая что-то записывать, – я вот смотрю и думаю… чего вы с ними возитесь? Давайте кончим их – и делу венец. Препараты сэкономим, время, – он загибал крепкие пальцы, – да и вообще – на кой они на белом свете? Если уж мы своих убивали почём зря – нам по истории говорили, да и старшие ещё кое-что застали, – то с этим-то уродством чего вошкаться? Всего дела на полчаса. А потом запалим вокруг – и все.
Тон его был совершенно спокойным и деловитым, без намёка на шутку или ещё что-то – просто предложение. И правда – всё. Ни убавить, ни прибавить.
Примерно на середине его рацпредложения Третьякова подняла голову и задумчиво уставилась на казачонка. И даже кивала. Когда Гришка выжидательно замолчал, Валерия Вадимовна суховато пояснила:
– У меня есть приказ – и я его выполняю. Приказ был – не просто бороться с эпидемией, а – лечить. Не обсуждается. Иначе я привезла бы сюда не аптеку, а гранаты с циклозарином. И обошлась бы без четырех недорослей-энтузиастов.
– Это да, – согласился Гришка. – Но… ну я спрошу, можно? – Третьякова кивнула. – На кой чёрт-то всё-таки? Это всё ж равно, как… – Гришка задумался.
– Как бешеная собака в соседях, – подсказал Пашка. – Уже не вылечится, но пока сдохнет – на-па-кос-тиииит…
– Во, – кивнул Гришка. – Точно.
– Тебя охотиться учили? – спросила Валерия Вадимовна. Гришка кивнул немного удивлённо. – А насчёт подранков что говорили?
– Чтобы не оставлял нипочём, – сказал Гришка.
– А вот капканы или там удавки ставить?
– Да ну, – казачонок покривился. – Это не охота, мучительство.
– И что? – настаивала Третьякова. – Это же звери.
– Всё равно нельзя, – покачал головой Гришка. – Если убиваешь кого-то, то без нужды мучить – это позор для бойца. И ещё – некрополе растёт от этого… – и осекся. Валерия Вадимовна смотрела на него внимательно и грустно. – Понял я, – буркнул казачонок и бросил в огонь ветку. – Понял…
– Ну вот и молодец, – легко ответила женщина и вернулась к бумагам.
Мальчишки ещё сколько-то неловко молчали. Гришка сердито сопел. А может – и не сердито, а со стыдом…
– Не почитаешь? – наконец предложил Денису Пашка. Денис по вечерам иногда вслух читал «Грани». Олег-то их и сам читал, а Пашка с Гришкой нет. Да и Валерия Вадимовна слушала с удовольствием.
– Неохота сегодня, – извиняющимся тоном ответил Денис. – Давайте лучше споём.
Он потянулся за гитарой, но удивлённо поймал рукой воздух – инструмент оказался в руках матери.
Голос женщины звучал в вечерней тьме, пронизанной огненными сполохами костра. Мальчишки молчали, сидя плечом к плечу у огня…
– Но тщетно впивался я в лицаСлучайных и близких людей –В них не было дивной Жар-птицыМальчишеской жизни моей.И вдруг в моем сердце уставшем,Как огненный свет янтаря,Сверкнула догадка, что нашиСегодня не кто-то, а я!И быть мне последним Иудой,Коль стану надеждою жить,Что кто-то устроит мне чудо,А я буду в ладушки бить.Но, если, не ведая страха,Я встану и выйду вперед,Мальчишка, как майская птаха,От радости вдруг запоет.Скликая живущих и павшихПод сень легендарных знамен,Восторженным голосом: «Наши!»Поднимет товарищей он.И встанут их – тысячи тысяч,И – прочь побегут палачи…Ты слышишь, мальчонка?!Я – наши! Я вышел!!Скорей, сорванец, закричи! [37] —37
Из стихотворения Бориса Гунько.
и, прихлопнув струны, отдала гитару Денису. – Вот так. Это мы в своё время пели, когда учились… На, сын.
Денис собирался что-нибудь подобрать, но неожиданно Пашка попросил:
– Подыграй. Ну, просто три аккорда, – и немного смущённо, совсем необычно для себя, пояснил всем сразу: – Я спою…
…У Пашки голос был так себе – обычный юношеский, без малейших изысков. Но пел он с душой. Денис раньше не слышал этих стихов…
… – Куда уходят собаки,Когда они отслужили,Всю жизнь собачью до каплиХозяину подарили?И мы замечаем под утро –Собака пропала куда-то,Ушла она ночью, как будтоВ чём-то была виновата.Пускай мы не слышим за дверьюЗнакомый весёлый лай,Но почему-то верим:Все псы попадают в рай… [38]38
Из стихотворения Владимира Шамова.