Песня на два голоса

Полански Кэтрин

— Я не смотрела на это с такой точки зрения, — протянула Лора.

— Теперь посмотри. Я не давал никому приказа воспользоваться внештатной ситуацией. Решил — это дело твое и Майкла. Подумал, что вы разберетесь сами и ты поставишь меня в известность. Ты всегда была ответственной и понимаешь, что публичной личности без этого нельзя. Но если Фонтейн и Шорт пошли в обход нас, это нарушение условий контракта. И мы будем иметь длинную беседу.

— Я верю в тебя, Алан. Спасибо.

— Так приятно, что столь милая молодая женщина в меня верит! Как

Сан-Франциско?

— Принимают на ура.

— Не позволяй всяким глупостям одолеть тебя, детка, — посоветовал Алан. — Я знаю, что тебе сейчас должно быть тяжело. Уже даже жалею немного, что позволил тебе в это ввязаться. Впрочем, не сильно, мы все равно выигрываем с этим концертом. Но тебе сейчас понадобятся все душевные силы. Держись и не растеряй их. Ладно?

— Не беспокойся за меня, Алан. Я сильная. Я все это могу решить сама.

Давным-давно Лора поняла для себя одну вещь, которая помогала ей оставаться на плаву и держать спину прямо, что бы ни происходило.

Вещь звучала следующим образом: на свете нет обстоятельств, с которыми ты не способен справиться сам.

Не должен, не можешь, не… многие «не» — а именно способен.

В большинстве случаев, когда ты приходишь вдруг в состояние, требующее некоего исправления (не нравится оно тебе, плохо тебе в нем, не устраивает по ряду обстоятельств и так далее), обычно ты, имея определенный жизненный опыт, знаешь, что делать. Позвать друзей, выпить коктейлей с подружками или в компании своего же продюсера, принять парочку молниеносных решений, завоевать мир и все такое, прижаться к надежному плечу и глупо в него пореветь — что-нибудь, что для тебя хорошо и гарантированно поможет.

В тупик приходишь, когда по какой-либо причине (неважно какой) необходимое тебе средство недоступно. И вот тут включается тот самый принцип, который внутри как будто выделен жирным шрифтом.

Он (принцип, а не шрифт) растет из достаточно сильного осознания того факта, что за тебя никто не сделает две вещи: не проживет твою жизнь и не умрет. Две эти вещи тебе предстоит сделать в одиночку. И если свою жизнь еще можно попытаться спустить под откос, отдавая ее другим, чтобы они ею жили, то со смертью все страшно и просто: каждый умирает за себя. Сам. За тебя не способен умереть никто.

И если в состоянии, требующем исправления, ты не сидишь, поджав хвост и бесцельно скуля, а понимаешь, что раз уж никто и ничто со стороны тебе не поможет, то ты способен справиться сам, выпрямляешь спину, идешь и справляешься. Это повод себя уважать.

Лора умела это делать. И сейчас она держала спину прямо и уважала себя.

Алан далеко. Эбби пока не стала близкой подругой. Пить коктейли не с кем, да и некогда. Надежное плечо, чтобы в него поплакать, может подставить Джо, но какая звезда станет реветь на плече у водителя? Разве что по условиям сценария Джо окажется переодетым знаменитым актером или миллионером, тогда, конечно, стоит пореветь. Но он пожилой флегматичный тип, отец двоих детей. Не то.

Главное — не давать воспоминаниям

захлестнуть себя.

Тут даже снотворное не помогало.

Лоре ночами снился Майкл.

Вот он осторожно и нежно обнимает ее, кольцо его рук смыкается, и наступает счастье — то самое, безграничное, ничем не омраченное счастье. Его губы касаются губ Лоры, отчего хочется летать, только нет крыльев. А впрочем, зачем крылья, когда Майкл здесь, рядом, его волосы щекочут щеку, его запах сводит с ума. И Лора встает на цыпочки, прижимается к нему крепко-крепко, укрываясь в его объятиях от всех невзгод мира, от всех сомнений.

И просыпается.

Сан-Франциско радовал хорошей погодой и восторженными поклонниками. Иногда утром Лора прогуливалась по ближайшему парку и постепенно успокаивалась. Майкл перестал звонить на третий день, видимо поняв, что это бесполезно.

Нет, она не совершает ту же ошибку, не слушая его.

Она совершит ошибку, выслушав.

Правда, Лора не жалела, что провела с Майклом ночь. Красоту той ночи отрицать ни в коем случае не стоит. Это было хорошо. Но каким бы хорошим Майкл ни был любовником, он лжец. Очень практичный лжец. Теперь это ясно раз и навсегда.

Теперь можно опустошить ящик Пандоры, изрезав в клочки все фотографии. Лора намеревалась заняться этим сразу после концерта, который потребовал таких жертв от нее. Впредь урок: больше никогда в жизни не иметь дел с Фонтейном. Она бы и не имела, но Алан поставил ее перед фактом. Теперь уже поздно отказываться. Совсем поздно.

В Нью-Йорк Лора возвратилась за день до благотворительного концерта, полная решимости справиться с обстоятельствами, чего бы ей это ни стоило.

Дом встретил ее тишиной. Устроившись на диване, Лора включила автоответчик, мигавший красной лампочкой.

Звонили какие-то приятели, журналисты, Линдси, приглашавшая на вечеринку на следующей неделе. И вдруг среди хора голосов прорезался голос Майкла:

— Лора, нам нужно поговорить.

Щелчок.

— Лора, возьми трубку, пожалуйста. На мобильный тебе звонить бесполезно, я знаю, но по ночам ты обычно дома.

Щелчок. Следующая запись.

— Мне сказали, что ты улетела в Сан-Франциско. Ладно. У меня минута, да? Глупо исповедоваться автоответчику. Я знаю, что тебе сейчас плохо. Поверь, я этого не хотел. И хочу точно знать, что именно тебя так задело. Перезвони мне, пожалуйста, и мы все выясним.

Щелчок. Лора сглотнула. Снова голос Майкла, на сей раз — устало-раздраженный.

— Привет. Опять сделала выводы, не спросив меня? Все повторяется. Но на сей раз я так просто не отступлюсь. Так что можешь покупать средства самообороны, я с тобой все равно поговорю. Увидимся на концерте.

И все. Тишина. Сообщения закончились.

Лора прилегла, натянула на голову плед и закрыла глаза. Спрятаться. Уйти от всего этого. Концерт уже завтра. Завтра все закончится. Она скажет Майклу, что не хочет никогда его больше видеть.