Песня реки
Шрифт:
– Хакаби, лучше сверни и остановись, – предупредил кучера Филип. – Боюсь, она нас просто сметет!
Экипаж остановился прямо перед копытами подскакавшей к ним лошади. Филип вышел в ту самую минуту, когда спешившаяся юная всадница подлетела к карете.
– Филип! – пронзительно закричала девушка и, прыгнув в его распростертые объятия, обвила его ногами вокруг пояса. – Я ужасно соскучилась!
– Узнаю мою маленькую сестренку. Исключительно грациозный бросок! – Филип по-братски чмокнул ее в щеку и поставил на ноги. Потом отступил назад и посмотрел на нее укоризненным взглядом, безуспешно пытаясь за суровостью скрыть свою любовь. – Мне тоже
11
моя малышка (фр.).
Девушка обиженно приложила пальцы к губам и незамедлительно выпалила ответ, в котором самым чудесным образом слились два диалекта – родной по крови французский и местный южный:
– Я могу быть такой же благовоспитанной, как любая другая леди. И ты прекрасно это знаешь, Филип, так же, как и то, что во Френчмэн-Пойнт нет такой лошади, которая бы сбросила меня.
Она подобрала с земли поводья и ласково притянула к себе арабскую кобылу. Затем встала на цыпочки и поцеловала ее в мягкие ноздри.
– Видишь? Она любит меня.
– А то все мы тебя не любим! – сказал Филип, притворно закатывая глаза к небу. – И за что только Бог послал нам такое наказание!
– Филип, ну сколько можно гудеть? Лучше бы занялся делом и представил меня.
Клодетт обошла его и шагнула вперед, туда, где сидела Анна, поглощенная созерцанием разыгравшейся перед ее глазами сценой.
– Анна, – сказал Филип, – это, как вы, вероятно, догадались, моя сестра Клодетт-Мари Бришар, пятнадцати лет от роду. Правда, иногда моя сестренка ведет себя как десятилетняя девочка, иногда же как двадцатилетняя девушка. Клодетт, а это мисс Анна Конопли.
Клодетт отерла руку о перед своей юбки, сшитой специально для верховой езды, и протянула Анне.
– Рада познакомиться, мисс Конолли. – Ее лицо осветилось приветливой улыбкой. – Любой из друзей моего брата желанный гость во Френчмэн-Пойнт. Я не знаю, как Филип успел проявить себя раньше, но остальные попытаются сделать все, чтобы вам здесь понравилось.
Анна засмеялась этой милой непосредственности и сразу почувствовала расположение к Клодетт Бришар.
– Уверяю тебя, твой брат проявил только доброту и предупредительность. И пожалуйста, называй меня Анна.
– Я рада, что он вспомнил о своей благовоспитанности и хороших манерах, – съязвила девушка в отместку брату и мельком покосилась в его сторону.
– Довольно, Клодетт, – сказал Филип. – Скачи-ка лучше обратно. Я больше чем уверен, тебе не терпится рассказать маме, что я привез гостью.
– А мои платья тоже?
– Конечно.
– Хорошо, тогда я уеду. До скорой встречи, Анна.
Клодетт ухватилась за гриву своей арабки и, вскочив в седло, развернулась к дому. Теперь она поскакала более умеренным галопом.
Хакаби, глядя ей вслед, тихо засмеялся.
– Представляю, что там будет. Сейчас они с вашей матушкой еще не так запрыгают.
– Истинная правда, – подтвердил Филип, залезая в коляску. Он уселся рядом с Анной и выбросил руку вперед. – Вот вы и прибыли… – произнес он, подкрепляя свой патетический жест притворно грустным тоном, – в наш суматошный Френчмэн-Пойнт!
– Она просто прелесть. Я бы с удовольствием с ней подружилась.
– Подруга у вас будет, можете не сомневаться. Не пройдет и вечера!
Филип постучал в спинку сиденья кучера. Экипаж тронулся и покатил дальше. Под пологом магнолиевых деревьев и крепких дубов они проехали еще какое-то расстояние, пока наконец взору не предстала вся усадьба целиком, величественная и горделивая.
Первое, на что обратила внимание Анна, – необычная конструкция дома. Весь нижний этаж, – где, как выяснилось, находилась кухня, был сложен из красного кирпича. Это позволяло защитить огромное помещение от изнуряющей жары Луизианы. Сверху его прикрывал козырек от широкой веранды, огибавшей дом в виде замкнутого яруса на верхнем этаже. За ним шла мансарда с высокой остроконечной крышей.
Края крыши выходили далеко за пределы дома, составляя часть большой галереи вокруг всего верхнего этажа. На скатах располагался ряд окон с изящными рамами и фасонными стеклами, а также выделяющиеся своей основательностью четыре дымовые трубы. Крышу со всеми ее сооружениями поддерживали восемь дорических колонн, проходивших через все этажи и попадавших в промежутки между мансардными окнами. Широкие каменные ступени у основания дома восходили к парадному входу, располагавшемуся на уровне второго этажа. Когда экипаж подъехал к дому, Анна заметила, что двустворчатые двери широко распахнуты навстречу весеннему ветерку. Весь этаж проветривался через ряд дверей, выходящих на веранду, а не только через окна. Увидев тонкие тюлевые гардины, колышущиеся между распахнутыми створками окон, Анна поняла, что открытость воздуху являлась, вероятно, самой главной особенностью этого замечательного дома. Именно ей были подчинены все его архитектурные детали, учитывавшие жаркий климат Луизианы.
Как только экипаж проехал полукруглую аллею перед домом и остановился у ступеней, из парадных дверей вышла невысокая седовласая женщина в полотняном платье темно-вишневого цвета.
– Филип! – позвала она, протягивая к нему руки.
Филип кивнул Анне и шепнул:
– Я только на минуту и сейчас же вернусь за вами.
Анна махнула рукой, чтобы он шел скорее.
– Идите, идите.
Женщина крепко обняла Филипа, и он поцеловал ее в нарумяненную щеку.
– Мои cher! Je tadore, mon fils. [12]
12
Мой дорогой! Я обожаю тебя, мой мальчик (фр.).
– Bonjour, [13] мама. Ты прекрасно выглядишь. Красива как всегда.
– А ты неисправимый льстец, – улыбнулась дама, поднимая на него глаза. Затем украдкой взглянула на Анну, сидевшую в экипаже, и озорно подмигнула. – Ну, как твоя поездка, Филип?
– Я считаю, что она была полезна, мама, – ответил он, словно не понимая истинного смысла ее вопроса. – И результаты не замедлят сказаться. Контракт подписан. Мои партнеры из Чикаго обязуются поставить две тысячи фунтов кофе из Сан-Себастьяна. Это сверх того сахара и риса, что предназначались для Бришара…
13
Добрый день (фр.).