Песня ветра. За Семью Преградами

ВолкСафо

Взять в свою ладонь маленькую ладошку искорки было сейчас так важно, так дорого. Каждый миг наполнился значением, каждая секунда обрела смысл и вес. Рада ощущала правильность в глазах своей любимой, сияющих ярче тысячи звезд, красивее тысячи нимф. В том, как впереди нее шагала, расправив плечи, ее царица, в том, как поднимался над горами сырой ветер, наполняя ее волосы запахом сосен и весны.

Впереди посреди Плаца горел высокий костер. На его фоне виднелись сотни и сотни фигур, собравшихся здесь в этот поздний час, когда дневная работа и учеба уже были закончены. Все внутри Рады задрожало от золотого предвкушения, от волнения, полного радости.

Сквозь прохладный ночной воздух плыла странная,

волнующая сердце мелодия барабанов, флейт, скрипок. Песни анай были совсем не такими, как те, к которым привыкла Рада. Надрывные, полные какого-то невыносимого голода, тоски, желания, с нечетким, часто рвущимся ритмом, с переливчатыми нотами, от которых звенело сердце. Она уже несколько раз за время пребывания в становище слышала, как играли музыканты по вечерам на Ристалище, когда кому-нибудь хотелось потанцевать. Но обычно вместе собиралось всего две-три сестры, а сейчас музыка плелась как минимум десятком инструментов, и каждый играл так, как шептало ему сердце. Потому мелодия переливалась всеми красками мира, журчала ручьями, громыхала камнепадами, складываясь в одну Песню из многих голосов, каждый из которых только подчеркивал и дополнял другие.

– Как красиво!.. – вздохнула Лиара, закрывая глаза и вслушиваясь в музыку. На лице ее отражались блики огромного костра. Рада не удержалась и поцеловала ее в висок, притянув к себе кудрявую голову.

На фоне костра танцевали закутанные в белое Жрицы. Впервые Рада видела их так близко. Они сталкивались несколько раз за эти недели в лагере, но покрытые татуировками, почти налысо выбритые женщины лишь улыбались ей и уходили прочь, не подходя близко. Найрин объяснила ей, в чем тут дело. Жрицы сберегали культуру анай, все они являлись любовницами Огненной, и их святость не позволяла им входить в непосредственный контакт с чужеземцами. Причем считалось, что это как раз для блага чужеземцев, ведь исходящая от Жриц святость могла заразить их и повредить их душам и телам.

Сейчас Жрицы танцевали на фоне громадного пламени, то и дело приникая к нему, обнимая его руками и распустившимися за спиной огненными цветами крыльев, словно оно и вправду было живым, было Самой Роксаной, сошедшей к ним на землю. Они двигались так плавно, зовуще, тягуче, подчиняясь рисунку музыки и пляске огненных языков, взметающихся в черное небо, что у Рады дух захватило. Из-под краев белых шерстяных балахонов Жриц виднелись татуировки: огненные языки пламени, покрывающие все их тело, причем казались они частью кожи, ее обычным цветом, а не нанесенным сверху рисунком.

Чуть в стороне от костра стояла группа ведьм, целиком замотанных в белые балахоны, причем капюшоны были надвинуты так низко, что лица Способных Слышать терялись в темноте. Впереди, поддерживаемая какой-то высокой ведьмой, стояла маленькая худая фигурка, слегка подрагивая от напряжения. Лэйк говорила, что это – Старейшая становища Сол, но Рада никогда еще не видела ее вживую.

Их заметили еще издали, и Каэрос приветственно загомонили, закричали, заулюлюкали, вскидывая руки. Рада смущенно улыбнулась, вновь притягивая к себе искорку, будто ища у нее поддержки, отвечая на кивки приветствующих ее сестер. Теперь она знала уже почти всех в этом становище, а кое с кем у нее сложились отношения, которые можно было бы назвать дружескими.

Сзади подошла Торн, склонившись к ним с Лиарой и негромко проговорив:

– Помните, чему я вас учила, и следуйте всем приказам царицы. И все будет хорошо.

– Спасибо, первая! – тихонько поблагодарила искорка, а Рада только кивнула. Горло от волнения пережало так, что она не могла ни слова вымолвить.

Царица шла первой, и Каэрос расступались перед ней, почтительно кланяясь. У костра на фоне танцующих Жриц стояла Держащая Щит Саира, сложив на груди руки и нетерпеливо постукивая

ногой по снегу. Увидев Лэйк, она что-то негромко ей сказала, и царица ответила, кивая головой.

– Я люблю тебя, Рада! – искорка вскинула на нее свои огромные глаза, горящие гораздо ярче поднимающегося к небу костра.

– И я люблю тебя, искорка, - ответила она, ощущая всем телом сводящую с ума нежность.

Потом они вышли к самому пламени костра, остановившись в нескольких шагах от танцующих Жриц. Каэрос сомкнулись за их спинами, постепенно замолкая и наблюдая за церемонией. И Жрицы, чьи взгляды были затуманены, словно под действием каких-то опьяняющих веществ, тоже медленно остановились, расходясь в стороны от костра и все еще продолжая пританцовывать, улыбаясь кому-то невидимому. Музыка стала чуть тише и спокойнее, а Способные Слышать запели мантры, непонятные слова на тягучем языке, от которых череп Рады начал вибрировать, будто кто-то колотил ложкой в пустой котел, а пульс участился, заставляя все тело буквально дрожать от нетерпения.

Лэйк развернулась лицом к клану и вскинула руку. Все разговоры мигом прервались, и на становище пала тишина, которую буквально пропитывали насквозь пропеваемые Способными Слышать мантры под тихую музыку.

– Огненноглазая, Ревнивая, Жестокая! Дарящая Жизнь и Жизнь Отнимающая! – громко возвестила Лэйк, и сердце Рады дрогнуло в груди. Лэйк говорила так, словно обращалась к кому-то родному, близкому, давно знакомому. И атмосфера вокруг нее сгустилась, а огненные руки на плечах Рады нажали сильнее, став ощутимее.
– Сегодня прими в ряды Свои Своих Дочерей, созревших для того, чтобы со славой нести Твое яростное знамя! Прими тех, кто доказал свою силу, свою ловкость, свою храбрость, кровь, данную Тобой, звенящую и сверкающую, как Твои небесные копья! Прими тех, кто держит в руках будущее Твоих детей до скончания времен!

Бесновались языки костра, отражаясь в единственном глазу царицы Каэрос, играя на длинном белом шраме через все ее лицо. Она кивнула им с искоркой, и Рада опустилась на колени в снег, без единой мысли, без единого чувства, вся состоящая из глухо бухающего в ушах сердца. А одна из Жриц обогнула костер и направилась к ним с искоркой, неся что-то в руках. Рада сощурилась и разглядела алый шелк, из-под которого тускло поблескивали две костяные рукояти.

Долор – душа анай, говорили Каэрос, и на поясе каждой из них, к какой касте она бы ни принадлежала, висел этот клинок. Никто так и не смог объяснить Раде, откуда именно пришел этот обычай, но зато все, как одна, Дочери Огня твердили, что ничего важнее долора у них нет. Он доставался из ножен только в нескольких случаях в жизни. Когда анай вызывала на бой другую анай; когда делала предложение женщине, с которой хотела связать судьбу; когда проводила ритуал добровольного принесения в жертву Богини собственной жизни из-за проступка или нежелания жить дальше – уходила с долора. Только увидев костяную рукоять в руках Жрицы, Рада вдруг наконец всем телом поняла, что их и вправду приняли.

Опустившись на колени перед ней в снег, Жрица улыбнулась ей, а потом вытянула из свертка долор и потянулась к голове Рады. Та не отдернулась, подставляя виски. По традиции волосы будущих Младших Сестер состригали впервые в жизни во время первой инициации, оставляя лишь длинный хвостик на затылке, как память о том, кем они были раньше, как знак преемственности поколений.

Изогнутое, волнистое лезвие долора, отражающее языки пламени громко хрумкало над ушами Рады, когда Жрица быстро и аккуратно отрезала ей лишние пряди. Ветер непривычно вплелся в совсем короткие волосы, холодил сырым дыханием затылок. Всего несколько минут, и все было кончено. Жрица поцеловала Раду в лоб, пробормотала мантру и вложила в ее руки долор, а потом пересела в снег возле искорки.