Песочные часы(Повесть)
Шрифт:
— Вот и слава богу, — проговорил наконец Эгле, присаживаясь на подоконник. Он принялся листать историю болезни Алдера, толстую, как судебное дело. Преступник, имя которому туберкулез, на сей раз выпутается.
Описание течения болезни, температурные листки, анализы и справки. Первые записи на гладкой, добротной бумаге сделаны в сороковом году, когда у восемнадцатилетнего парня обнаружили свежий туберкулез. Сорок первый год… Койку Алдера занял немецкий зенитчик с перебитыми ребрами. Вот серая, грубая бумага — в такую раньше заворачивали сельди — температурный листок сорок пятого, когда не было вдоволь ни бумаги,
— Вы слишком много медицинской литературы читаете. — Эгле взял с тумбочки журнал «Цайтшрифт фюр Туберкулезе». — Книги по медицине, как в старину Библию, следовало бы печатать на языке доступном лишь тем, для кого они писаны. Читайте лучше про Швейка. Или рассказы О'Генри про жуликов. Это больше помогает от туберкулеза, чем ваш «Цайтшрифт». Мы вам проведем курс циклосерина.
— Это верно, мне давно уж не давали циклосерин. Скажите… вы в самом деле уходите в отпуск? — шепотом спросил Алдер и уставился на Эгле блестящими глазами температурящего больного.
«Да, — хотел он сказать, — подошло время и мне идти в отпуск…» Но передумал. Алдер ждал другого ответа.
— Ерунда. Мы оба останемся в санатории. В отпуск пусть уходят другие. Мы — железный инвентарь. — И они улыбнулись друг другу.
— Не лежите все время на спине, — тихо посоветовала Алдеру Гарша, проверяя, не сбилась ли у него простыня. В ее голосе не было и следа официальной строгости.
— Я знаю, могут образоваться пролежни. Декубитус, — прошептал латинское название Алдер. — Надо поворачиваться.
— Вы много знаете, — согласилась Гарша.
— Когда долго болеешь, необходимо много знать, — заметил Алдер.
В коридоре Эгле взял свою желтую трость.
— Может, сообщить близким, чтобы приехали? — спросила Гарша.
Эгле тяжелым взглядом посмотрел на медсестру. Он понимал скрытый смысл этого вопроса. Надо предвидеть исход болезни. Нежелательно, чтобы близкие приезжали слишком рано, но и ни в коем случае они не должны опоздать. Подобную ошибку никто не исправит.
— Подождем.
Они поднялись этажом выше и зашли в одну из женских палат. В отличие от мужских, тумбочки здесь вместо обычных белых салфеток были накрыты цветными и узорчатыми, на них стояли глиняные кружки и вазочки с красным клевером и фотокарточки. Умывальник был заставлен всевозможными флаконами и баночками. «У Вединга на тумбочке лежали карты, а у Вагу лиса сигареты, — вспомнил Эгле. — Женщины все-таки более уютные создания. Рукоделие, домашние туфли с помпонами — совсем по-домашнему».
Одна
Эгле нарушил атмосферу уюта.
— Покажите-ка вашу ногу, Дале, — обратился он к вязальщице.
Дале положила ногу в капроновом чулке на край койки. Большим пальцем Эгле сильно надавил ей повыше лодыжки. Потом прощупал ямку в отеке.
— Уменьшилась, — сказал он. — Сердце тянет сильней.
— Да, — хрипловатым голосом подтвердила Дале. — Уже на третий этаж подымаюсь без остановки.
— Ваш туберкулез утихомирился, — сказал Эгле, рассматривая рентгенограмму.
— Сколько же можно! Двенадцать лет мучает. Эгле знал, что Дале болеет все послевоенные годы.
Болезнь в конце концов отвязалась от нее, но унесла вместе с собой молодость и девичьи надежды, а также изуродовала на память грудь и посадила ей на спину горб.
— Закончим вот инъекции строфантина, а тогда и домой.
Дале отложила синюю варежку.
— Доктор, пожалуйста, разрешите мне ходить в семнадцатую палату, — попросила она смущенно.
— Хорошо, можете посещать в любое время.
Эгле вышел.
Гарша задержалась в палате.
— Пойдете к Алдеру, зайдите сперва ко мне. У меня есть клюква. Весной набрала на болоте. Сочная, сладкая.
На другой день, придя из школы, Янелис облачился в свой любимый тренировочный костюм и побежал в санаторий. Вообще он больше бегал, чем ходил, — баскетболисту нужна кроссовая тренировка. Лишь у санаторного парка он перешел на широкий быстрый шаг.
На юного спортсмена сразу обратили внимание больные, гревшиеся на солнышке около главного корпуса. Заметила его и Гарша — она шла по той же дорожке, но не подала вида, однако сын Эгле поздоровался и преградил ей путь.
— В санатории есть кто-нибудь из врачей? — спросил Янелис.
— Абола, она сегодня дежурит.
— Я ее не знаю.
— А что вы хотели?
— Мне надо… посоветоваться.
— Так у вас ведь отец — врач.
— Мне… как раз насчет него. Только, пожалуйста, никому не говорите!
— Насчет него? — Гарша сделала шаг вперед. — Что случилось? Он уехал в министерство.
Янелис протянул ей переписанные анализы.
— Это его кровь.
Гарша подняла на Янелиса испуганные глаза.
— А сам он… что говорит?
— Ничего. Только жалуется на головную боль и кровь из зуба. — Янелис машинально провел рукой по лбу, как в последнее время часто делал отец.
Гарша сняла шапочку. Без шапочки, скрывавшей темно-каштановые короткие волосы, она была уже не старшая медсестра Гарша, а просто взволнованная женщина.
— Пойдемте в ординаторскую, позвоним Берсону.
Она взяла Янелиса под руку, забыв, что он не больной, и они скрылись в дверях корпуса.
Больные, сидевшие на солнышке, громко стучали костяшками домино. Вагулис, Вединг и две женщины. Ритм ударов сбился, когда Гарша взяла Янелиса под руку. Одна из женщин тихонько заметила:
— Какого молоденького подцепила…