Пьесы. Том 1
Шрифт:
КОРМИЛИЦА. Не кричи? Так мне вдобавок и кричать нельзя? Вот как! А обещание, которое я давала твоей матери! Знаешь, что она сказала бы, будь она здесь? «Старая дура - да, старая дура, - ты не сумела сохранить мою девочку чистой. И кричала ты на них, и ворчала словно сторожевой пес, и кутала их, чтобы не простудились, и гоголь-моголем пичкала, чтобы были здоровыми; но в четыре часа утра ты, спишь, спишь как сурок, хоть не имеешь права глаз сомкнуть, и они преспокойно удирают, ты приходишь к ним в комнату, а постель давно уже остыла...». Вот что скажет твоя мать, когда я увижу ее
АНТИГОНА. Няня! Ты сможешь смело глядеть в глаза моей матери, когда увидишь ее. И она скажет: «Здравствуй, няня, спасибо тебе за маленькую Антигону. Ты хорошо заботилась о ней». Мама знает, почему я уходила сегодня утром.
КОРМИЛИЦА. Так у тебя нет возлюбленного?
АНТИГОНА. Нет, нянечка.
КОРМИЛИЦА. Ты что, смеешься надо мной? А если бы ты меня любила, ты сказала бы мне правду. Почему твоя постель была пуста, когда я пришла подоткнуть одеяло?
АНТИГОНА. Нянечка, пожалуйста, перестань. Все это глупости. Я чиста, у меня нет другого возлюбленного, кроме Гемона, моего жениха, клянусь тебе. Я даже могу поклясться, если хочешь, что у меня никогда не будет другого возлюбленного.
Входит ИСМЕНА.
ИСМЕНА. Ты уже встала? Я заходила в твою комнату.
АНТИГОНА. Да, я уже встала.
ИСМЕНА. Ты больна?
АНТИГОНА. Нет, просто немного устала. (Улыбается.) Это потому, что я рано поднялась.
ИСМЕНА. Я тоже не спала.
АНТИГОНА (снова улыбается). Тебе надо выспаться, а то завтра ты будешь не такой красивой.
ИСМЕНА. Не смейся надо мной!
АНТИГОНА. Я не смеюсь. Сегодня твоя красота придает мне сил. Помнишь, какой несчастной я чувствовала себя в детстве? Я старалась измазать тебя грязью, засовывала тебе за шиворот гусениц. Однажды я привязала тебя к дереву и отрезала тебе волосы, твои прекрасные волосы... (Гладит ее по волосам.) Разве станешь думать о всякой ерунде, когда у тебя такие прекрасные, мягкие волосы, так аккуратно причесанные!
ИСМЕНА (внезапно). Почему ты говоришь о пустяках?
АНТИГОНА (тихо, продолжая гладить ее по волосам). Я не говорю о пустяках...
ИСМЕНА. Знаешь, Антигона, я все обдумала.
АНТИГОНА. Да.
ИСМЕНА. Я думала всю ночь. Ты сошла с ума!
АНТИГОНА. Да.
ИСМЕНА. Мы не можем.
АНТИГОНА (после паузы, тихим голосом). Почему?
ИСМЕНА. Он велит нас казнить.
АНТИГОНА. Конечно. Каждому свое. Он должен осудить нас на смерть, а мы - похоронить брата. Так уж все распределено. Что ж тут можно поделать?
ИСМЕНА. Я не хочу умирать.
АНТИГОНА (тихо).
ИСМЕНА. Слушай, я думала всю ночь. Я старше тебя и всегда поступаю разумнее. А вот ты вечно делаешь, что тебе в голову взбредет, даже если это страшная глупость. Я более уравновешенная. Всегда все обдумываю.
АНТИГОНА. Иногда не надо слишком много думать.
ИСМЕНА. Надо, Антигона. Разумеется, все это ужасно, мне тоже жалко брата, но я отчасти понимаю и дядю.
АНТИГОНА. А я не хочу понимать отчасти!
ИСМЕНА. Он царь, он обязан подавать пример.
АНТИГОНА. Но я не царь, я не обязана подавать пример...
ИСМЕНА. Выслушай хотя бы меня! Я чаще, чем ты, бываю права.
АНТИГОНА. А я не хочу быть правой.
ИСМЕНА. Попробуй, хоть понять!
АНТИГОНА. Понять... Я только это и слышу от вас с тех пор, как себя помню. Нужно было понять, что нельзя прикасаться к воде, прекрасной, холодной воде, потому что она может пролитья на пол, что нельзя прикасаться к земле, потому что она может выпачкать платье... Нужно было понять, что нельзя съедать все сразу, нельзя отдавать нищему, которого встретишь на дороге, все, что у тебя в карманах; нельзя бежать, бежать наперегонки с ветром, пока не упадешь. И пить, когда жарко, и купаться рано утром или поздно вечером, как раз тогда, когда хочется! Понимать. Всегда понимать! Я не хочу понимать.
ИСМЕНА. Он сильнее нас, Антигона. Он - царь. Все в городе думают так же, как он. Их тысячи, много тысяч, они кишат на улицах Фив.
АНТИГОНА. Я не слушаю тебя.
ИСМЕНА. Они будут орать. Нас схватят тысячи рук, тысячеликая толпа будет сверлить нас взглядом. Нам будут плевать в лицо. И когда нас повезут в повозке к месту казни, их ненависть, их смрад, их насмешки всю дорогу будут сопровождать нас. А на площади стеной станут стражники, с тупыми багровыми лицами, в жестких воротничках, с грубыми, чисто вымытыми руками и бычьим взглядом. И ничто не поможет - ни крики, ни мольбы: они будут выполнять все, что прикажут, как рабы, не задумываясь, хорошо это или плохо... А страдания? Ведь нам придется страдать, испытывать боль, и она будет все сильней и сильней и станет совсем нестерпимой; нам покажется, что она дошла до предела, но она будет все усиливаться... Как пронзительный крик, который становится все резче... О, я не могу, не могу!
АНТИГОНА. Как ты хорошо все обдумала!
ИСМЕНА. Я думала всю ночь. А ты?
АНТИГОНА. Я тоже можешь не сомневаться.
ИСМЕНА. Ты знаешь, я не храброго десятка.
АНТИГОНА (тихо). Я тоже. Что ж из того?
Пауза.
ИСМЕНА (неожиданно). Разве тебе не хочется жить? (Порывисто бросается к Антигоне). Антигона!