Петербург таинственный. История. Легенды. Предания
Шрифт:
Однажды Бирон спросил Кульковского:
— Что думают обо мне россияне?
— Вас, Ваша Светлость, — отвечал он, — одни считают Богом, другие сатаною и никто — человеком.
Полное и обстоятельное собрание подлинных исторических, любопытных, забавных и нравоучительных анекдотов четырех увеселительных шутов Балакирева, Д’Акосты, Педрилло и Кульковского. Спб., 1869.
Однажды, в Царском Селе, Екатерина И, проснувшись ранее обыкновенного, вышла на дворцовую галерею подышать свежим
— Что вы делаете? — спросила Екатерина. — Вы, кажется, нагружаете вашу телегу казенными припасами?
— Виноваты, Ваше Величество, — отвечал служитель, падая ей в ноги.
— Чтоб это было в последний раз, — сказала императрица, — а теперь уезжайте скорее, иначе вас увидит обер-гоф-маршал и вам жестоко достанется от него.
Подлинные анекдоты Екатерины Великой. М… 1806.
В царствование Екатерины I Сенат положил решение, которое императрица подписала. Этот подписанный приказ перешел от генерал-прокурора к обер-прокурору, от этого к обер-секретарю, от этого к секретарю, и, таким образом, он попал в экспедицию.
В тот день в экспедиции бьш дежурным какой-то приказный подьячий. Когда он остался один, то послал сторожа за вином и напился пьяным.
При чтении бумаг попалось ему в руки подписанное императрицей решение. Когда он прочел «быть по сему», сказал:
— Врешь, не быть по сему.
Взял перо и исписал всю страницу этими словами: «Врешь, не быть по сему» — и лег спать.
На другое утро он пошел домой, в экспедиции нашли эту бумагу и обмерли от страха.
Поехали к генерал-прокурору князю Вяземскому. С этой бумагой он поехал к императрице и бросился ей в ноги.
— Что такое? — спросила она.
— У нас несчастье, — сказал Вяземский, — пьяный дежурный испортил ваш приказ.
— Ну что ж, — сказала государыня, — я напишу другой, но я вижу в этом перст Божий; должно быть, мы решили неправильно. Пересмотрите дело.
Пересмотрели дело, и оказалось: действительно, оное решение было неправильно.
— Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом, — говорила Екатерина II какому-то генералу.
— Разница большая, — отвечал он, — сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе.
— А, теперь понимаю, — сказала императрица.
Вяземский П. А. Старая записная книжка. // Полн. собр. соч. Спб., 1883.
Д. П. Трощинский, бывший правитель канцелярии графа Безбородко, отличный, умный чиновник, но тогда еще бедный, во время болезни
Екатерина, видя его способности и довольная постоянным его усердием к службе, однажды по окончании доклада сказала ему:
— Я довольна вашею службою и хотела бы сделать вам что-нибудь приятное; но чтобы мне не ошибиться в этом, скажите, пожалуйста, чего бы вы желали?
Обрадованный таким вниманием монархини, Трощинский отвечал с некоторым смущением:
— Ваше Величество, в Малороссии продается хутор, смежный с моим; мне хотелось бы его купить, да не на что; так если милость ваша будет…
— Очень рада, очень рада!.. А что за него просят?
— Шестнадцать тысяч, государыня.
Екатерина взяла лист белой бумаги, написала несколько строк, сложила и отдала ему. Восхищенный Трощинский пролепетал какую-то благодарность, поклонился и вышел. Но, вышедши, развернул бумагу и к величайшему изумлению своему прочитал: «Купить в Малороссии такой-то хутор в собственность г. Трощинского и присоединить к нему триста душ из казенных смежных крестьян». Пораженный такой нечаянностью и, так сказать, одурелый Трощинский без доклада толкнулся в двери к Екатерине.
— Ваше Величество, это чересчур много; мне неприличны такие награды, какими вы удостаиваете своих приближенных. Что скажут Орловы, Зубовы?..
— Мой друг, — с кротостью промолвила Екатерина, — их награждает женщина, тебя — императрица.
Черты из жизни Екатерины II.
«Древняя и Новая Россия». 1879.
Екатерина не терпела шутов, но держала около себя одну женщину, по имени Матрену Даниловну, которая жила во дворце на всем готовом, могла всегда входить к государыне, звала ее сестрицей и рассказывала о городских новостях и слухах. Слова ее нередко принимались к сведению. Однажды Матрена Даниловна, питая почему-то неудовольствие на обер-полицмейстера Рылеева, начала отзываться о нем дурно.
— Знаешь ли, сестрица, — говорила она императрице, — все им недовольны; уверяют, что он нечист на руку.
На другой день Екатерина, увидев Рылеева, сказала ему:
— Никита Иванович! Пошли-ка Матрене Даниловне что-нибудь из земных запасов твоих; право, сделай это, только не говори, что я присоветовала.
Рылеев не понимал, с каким намерением императрица давала ему этот совет, однако же отправил к шутихе несколько свиных туш, индеек, гусей и т. п. Все это было принято весьма благосклонно.
Через несколько времени императрица сама начала, в присутствии Матрены Даниловны, дурно отзываться о Рылееве и выразила намерение сменить его.
— Ах, нет, сестрица, — отвечала Матрена Даниловна, — я перед ним виновата: ошиблась в нем; все твердят, что он человек добрый и бескорыстный.
— Да, да, — возразила императрица с улыбкой, — тебе нашептали это его гуси и утки. Помни, что я не люблю, чтобы при мне порочили людей без основания. Прошу впредь быть осторожнее.