Петербургские истории
Шрифт:
— А что это?
— Проклятие родовое, старинное. Кладется священником или монахом. Его еще первые христиане делали. Проявляется на теле как странная родинка или иная метка, а по результату действия — в точности, как майор и рассказывал.
— Ого!.. Но его снять можно же?
— В принципе, можно, стрегам такое под силу. Но всегда есть вопрос справедливости: иному стоит помочь, а иному — еще сверх печати свое проклятие привесить.
— Хорошо. Перекус нужен будет?
— Просто фруктов с собой возьмем. Впрочем, я сейчас по звездам посчитаю.
Итак, рано-рано утром в субботу мы приехали на наше
Где-то в девятом часу, судя по Солнцу, на тропинку вышел крепкий дядька с обветренным лицом. Одет прилично, но без изысков, стрижка короткая, но не как у бандитов. Вместо сумки или портфеля — кожаный черный рюкзак, как сейчас модно. В общем — приподнявшийся работяга. Вышел на поляну, остановился. Осмотрелся. Улыбнулся:
— Доброго дня, сударыни.
О, как!.. Вежливый.
— И тебе, человече, — кивнула ему бабушка, — с чем пожаловал?
— Беда у меня. Вам про нее Кирилл недавно рассказывал.
Кирилл?! Ах, да! Мельникова же Кирилл Юрьевич зовут!.. Я и забыла. Выдохнула, сосредотачиваясь: не время рефлексировать, надо работать.
— Как же, помним, помним. Проходи, садись.
Мы расселись на бревнышке. Бабушка по-особому посмотрела на мужчину:
— Твою беду Каиновой печатью называют. Проклятие старинное, родилось, когда первые христиане появились. А до них, говорят, еще иудеи подобное накладывали.
— Это можно убрать?
Бабушка чуток подумала и кивнула:
— В твоем случае — можно. Похоже, на отце твоем гниль в крови закончилась. Впрочем, сейчас все посмотрим. Снимай все до белья, включая украшения и крестик, и ложись на алтарь.
Мужик без возражений разделся и лег на камень. Поворочался, устраиваясь:
— Ух, ты! Теплый!..
Я расставила статуэтки богов и прочие предметы, подкинула угля в жаровню.
— Алтарь холодным не бывает, — бабушка окурила его по часовой стрелке пучком трав, кивнула мне и начала ритуал:
— Invoco gli dei e i poteri superiori! Lascia che la veritЮ sia rivelata in questo luogo, che i misteri ei segreti siano rivelati… [48]
— … Nascosto dal tempo, dimenticato dalla memoria umana, — я подхватила речитатив заклятия, сливаясь с примой в единый ритм, — noi, i discendenti degli dХi, ci appelliamo alla memoria del sangue, ci appelliamo ai signori del Tempo! Si apra il nascosto, si ricordi il dimenticato! [49]
48
Invoco gli dei e i poteri superiori! Lascia che la veritЮ sia rivelata in questo luogo, che i misteri ei segreti siano rivelati (ит.) — Взываю к богам и высшим силам! Пусть в этом месте откроется истина, пусть раскроются тайны и секреты.
49
Nascosto dal tempo, dimenticato dalla memoria umana (ит.) —
Noi, i discendenti degli dХi, ci appelliamo alla memoria del sangue, ci appelliamo ai signori del Tempo! Si apra il nascosto, si ricordi il dimenticato! (ит.) — мы, потомки богов, взываем к памяти крови, взываем к повелителям Времени! Да отверзнется сокрытое, да вспомнится забытое!
Бабушка нарисовала на теле мужчины знаки вопрошения, окропила вином и плеснула немного в огонь. Появилось уже знакомое ощущение присутствия высших сил.
— Aiuto, grande del grande! Questo mortale ha espiato la colpa della famiglia, chiede misericordia e purificazione. [50]
Я почти увидела, как на распростертого на алтаре человека направилась мощная волна энергии: бедняга словно расплющился, но не шевельнулся. Прошло несколько долгих минут ожидания: боги решали, стоит ли помогать несчастному.
50
Aiuto, grande del grande! Questo mortale ha espiato la colpa della famiglia, chiede misericordia e purificazione (ит.) — Помогите, великие из великих! Сей смертный искупил вину рода, просит о милости и очищении.
Наконец, давление схлынуло, сменившись мощным водопадом очищающей энергии. Мужчина выгнулся, вокруг запахло озоном, как после грозы. И внезапно, как это бывает, все исчезло: внимание богов, давление энергий, все. Осталась только осенняя поляна, заполненная мягким солнцем, запахами травы и первых желтых листьев, негромким щебетом птиц и шелестом деревьев.
Мы устало присели на бревно:
— Можете вставать.
Он полежал, прислушиваясь к ощущениям, потом поднялся и осторожно встал.
— Одевайтесь, а то теперь простудитесь.
Мужчина выпрямился и засмеялся:
— Не беспокойтесь, я закаленный. Нас еще в Лесной академии каждое утро полуголыми по плацу гоняли.
— Как в армии, что ли?
— Ну, почти. Строевой не было. А так — лесник многое должен уметь. Я до сих пор ледяной водой по утрам обливаюсь, — он начал одеваться.
Я достала фрукты и протянула яблоко:
— Съешьте. После такого ритуала стоит заземлиться.
Он послушно сел и взял плод. Откусил и зажмурился:
— Какое вкусное! Сроду таких не пробовал!
Ба усмехнулась:
— Вы, считайте, заново сейчас родились. И род ваш — тоже. Оттого и ощущения такие яркие. Через пару деньков пройдет.
Он кивнул, все так же улыбаясь:
— То есть, сегодня у меня второй день рождения, выходит?
— Вроде того.
Он доел яблоко, улыбнулся. Потом вынул из рюкзака и положил на бревно возле бабушки пакет размером с четверть кирпича:
— От чистого сердца, желая только добра, — в пояс поклонился.
— Благодарствуем, — мы глубоко кивнули, вроде поклонившись, но сидя, как хозяйки места.
Он еще раз поклонился и ушел.
— Криста, — бабушка показала на алтарь, напоминая об обязанностях младшей жрицы.
Да-да-да, уборка, как же без нее. Когда-нибудь, это будет делать моя дочка, а пока приходится мне.
После возвращения домой бабушка вскрыла пакет и пересчитала гонорар: лесник в самом деле оказался очень щедрым человеком, так что теперь нам хватит на покупку, даже если еврей задерет цену, да и на ремонт домика останется.