Петербургский изгнанник. Книга первая
Шрифт:
Радищев шёл дальше и слушал крикунов.
— Гарус немецкий!
— Табак черкасский! — надрывался один.
— Изюм царегородский! — стараясь заглушить голос соседа, кричал другой у лавки московского купца.
Возле прилавка с сухофруктами остановился мужичок в зипуне с перекинутым за спину мешком.
— Чем торгуешь? — бойко спросил он.
— Раскрой шире зенки, товар перед тобой, — грубо отозвался приказчик.
Мужичок почесал бородку и протянул руку к изюму.
— За попробу деньги платят, — сказал приказчик.
—
— Не купишь, а лясы точишь…
— Можа куплю. Мы теперь богаты: гривна в кармане, вошь на аркане, запродам тебе подешевле и закуплю всю твою изюмину…
Мужичок раскатисто засмеялся, довольный своей шуткой.
— Отходи, отходи, — ворчливо оказал приказчик, — купишь на грош, а разговору на рубь…
— Чай дешёвый есть? — уже серьёзно спросил мужичок.
— Был, да весь сплыл, а что есть — в Кяхте лежит… Иди к палаткам, чай там продают…
— Был, — простодушно отозвался мужичок, — чай тот кусается…
— Подожди, когда дешевле будет, — вразумительно ответил приказчик и опять закричал:
— Пшено сарацинское!
— Чернослив французский!
Радищев заходил в купеческие лавки. Прилавки ломились под тяжестью привезённых дорогих бархатов и дешёвых тафтяных лент, индийской кисеи и толстых миткалей, ситцев, шелковистого терно и грубого фриза, белоснежных батистов и посконной холстины. Выбором товаров Иркутск мог посоперничать с самой Москвой-матушкой — столицей купеческой.
Александр Николаевич бродил по ярмарке, словно в сказочном торговом царстве, поражённый обилием и богатством завезённых сюда товаров со всех концов родной страны и из-за её кордонов. И всё же, несмотря на многоликую пестроту, Радищев отметил в ней нечто своё, самобытное, отличное и не похожее на виденные им большие торги в других городах России.
Иркутск стоял на перекрёстке внешних торговых дорог с Востоком, сюда стекались редчайшие богатства обширнейшего края, что начинался от берегов Аляски, Северного моря и тянулся по великим рекам Сибири, прокладывающим водный путь прямо на Москву и до Санкт-Петербурга.
Несмотря на строгий запрет пограничных властей, сюда через торговый город Маймачин просачивались, словно сквозь решето, китайские товары. На это указывали верблюжьи караваны, спускающиеся Кругоморской дорогой, что начиналась у китайской границы.
Радищев видел, как в шатрах и палатках, разбитых поблизости с гостиными дворами, русские купцы вместе с китайскими ухитрялись торговать пекинскими шелками, канфой, флёрами, атласами, рисованными по тафте, и шитыми по канве цветистыми покрывалами с жар-птицей, шёлковыми обоями, дорогими каменьями и нефритовыми изделиями, флёровыми и бумажными веерами, галстуками, чаем-жуланом, байховым, кирпичным, бортогонным, азямами, халатами, разных сортов фруктами, сладостями и пряностями.
Радищев дивился этому. От китайцев ещё не было ответа об открытии торга на Кяхте, а товары
Возле небольших лавок мелких купцов, находившихся вдали от базарной площади, торговля шла не так бойко, как в центре города. Около таких лавок Радищев встречал купцов, сидевших на скамейке с нарисованной шашечницей и играющих то с соседом, то с прохожим человеком в шашки.
Александр Николаевич особо присматривался к таким купцам, а иногда и беседовал с ними о торговых делах.
— Торгуешь или в шашки играешь? — спросил Радищев, останавливаясь возле одного из таких купцов.
— От скуки забавляемся, барин. В игре-то, как в торговле, надо взять не столь знанием, сколь хитростью да оплошностью игрока. Вот и постигаем сию науку, чтобы ловчее сражаться с сильными..
— Враждуете, что ли?
— А как же иначе? Коршун цыплёнком сыт бывает. Душат нас, не дают развернуться, — пожаловался купец и продолжал играть в шашки.
Радищев заинтересовался. Обыграв партнёра, купец запросто сказал:
— Садись, барин, ради интереса сыграю с тобой.
Радищев присел. Купец быстро расставил шашки и сделал первый ход.
— Торопишься, братец, — заметил Радищев.
— Нашему брату зевать нельзя, чахлые барыши и те упустишь. Хочется, барин, пожить не на отварных калачах, а медку отведать… Зеваешь, барин.
Купец снял пешку Радищева, перевернул и дунул на неё.
— Когда другие зевают, нам больше достаётся, барыш ловчее перепадает…
— А ты попробуй без прибытка торговать, — пошутил Радищев.
— Хе-хе! Смеёшься, барин! Промежду нашего брата иной разговор. Кто из торгового люда не хочет иметь жирную лошадь, толстую бабу, светёлку, баню, да лавку с китайскими товарами, выгодными в торговле. А попробуй без барыша-то заимей такое? Смеёшься, барин! Скудна ещё жизнь наша и торговлишка незавидна…
Купец снова снял пешку Радищева, так же дунул на неё, как в первый раз, и огорчительно добавил:
— Игрок ты неважный, поучиться возле тебя нечему.
Александр Николаевич усмехнулся и не обиделся на замечание.
— Правду говоришь, играть не могу.
— Худо! — нравоучительно сказал купец. — В жизни надо играть и подыгрывать, нето человека зло задавит.
— Не лучше ль бороться со злом?
Купец недоуменно поглядел на Радищева.
— Чудной ты, барин! Зачем на рожон лезть!
Радищев подзадорил купца.
— Не ты ль говорил, сильные душат, развернуться тебе не дают…
— О-о, барин! Ты зоркий, как рысь. Люди-звери, из-за барыша да выгоды в горло вцепятся и перегрызут его зубами. А попробуй, поборись с такими тузами иркутскими, как Мыльников, Передовщиков, Сибиряков. Они сплелись воедино. Всеми делами заправляют со своим расчётом…