Петербургский пленник
Шрифт:
– Я, - скорбно подтвердил Дмитрий Николаевич, желая еще потешить собеседника.
Тот ожидаемо расхохотался и вдруг спросил:
– В карты играешь?
– Только когда выпью....
– К девкам ходишь?
– Никогда. Они сами на меня вешаются....
Панаев весело на него вытаращился и, хлопнув по плечу, сказал уважительно:
– Да ты, брат, хват! Думаю, мы с тобой поладим. Ну, пошли в этот зверинец....
Когда Лазарев, освобожденный от пальто и приосанившийся перед зеркалом, вошел в редакционную комнату, в ней были уже все ожидаемые им и тотчас
– Вот, господа, это Дмитрий Николаевич Лазарев, автор того самого реферата. А это, Дмитрий Николаевич, наш главный редактор Николай Алексеевич Некрасов (мэтр русской поэзии чуть поклонился), редактор отдела публицистики Николай Гаврилович Чернышевский (тот кивнул головой, глядя с любопытством) и наш главный критик Николай Александрович Добролюбов (очкарик шевельнул губами, глядя пристально). Ну а с главным издателем журнала, Иваном Ивановичем Панаевым (Некрасов чуть сощурился) Вы уже познакомились, как я понимаю?
– Да, он взял меня за руку и ввел сюда, я почему-то очень трусил....- признался Лазарев, чем вызвал дружные улыбки.
– Напрасно Вы трусили, - сказал Некрасов.
– Ваш реферат вполне удачен. Правда, год назад мы издали похожую работу Николая Гавриловича под названием "Франция при Людовике-Наполеоне", но представленный Вами анализ событий новой французской революции куда более детален. Не так ли, Николай Александрович?
– Реферат написан с орфографическими ошибками и в чересчур упрощенном стиле - изрек Добролюбов.
– Впрочем, нам стало теперь понятно, что произошло во Франции 10 лет назад и почему так произошло. Эта монография написана по-английски?
– Да. Хотя есть, конечно, оригинал на немецком языке, но я его не видел. Английский же вариант попался мне на глаза в букинистическом магазине на Манхэттэне. Это центр Нью-Йорка.
– Ваша жизнь очень любопытна, - вклинился Чернышевский.
– Золотоискательство, университет, грандиозные путешествия.... Аляска, Бостон, Нью-Йорк.... Где Вы еще побывали?
– Вы перечислили почти все. Из Нью-Йорка я приехал в Лондон, оттуда в Петербург. Съездил во Владимирскую губернию, но никого из близкой родни не нашел и вот вернулся в столицу, где возможностей для активной жизни куда больше.
– Чем же Вы здесь зарабатываете на жизнь?
– спросил битый этой самой жизнью Некрасов.
– Или Вашего золота хватит надолго?
– Золотую жилу можно найти и здесь, - улыбнулся Лазарев.
– Я вот нашел, сейчас разрабатываю. Иссякнет одна, найду другую. Это иносказание, конечно, но больше я вам пока сказать не могу. Только у меня есть слабость: это стремление к направлению человечества на путь истинный через его знакомство с трудами мудрецов. Так появился этот реферат. Будут, надеюсь, и другие.
– Такого рода слабостью мы все грешим, - признался Чернышевский.
– Трудно мириться с гнусностями окружающей действительности.
–
– строго спросил Добролюбов.
– Увы, один из моих чемоданов в пути пропал, в нем была монография и еще ряд трудов этого мыслителя, которые я раздобыл в Лондоне. Мне они врезались в память, вот я и решил их изложить, хотя бы в таком усеченном виде. Ну, а начал с "18 брюмера".
– Очень правильное решение, - поддержал Чернышевский.
– Впрочем, раз Вы добыли их в Лондоне, то и наши лондонские знакомые смогут их найти? Например, Герцен?
– Я напишу ему об этом, - согласился Некрасов.
– Любопытно будет почитать нового мудреца.
– Коммунистическая партия....
– раздумчиво произнес Добролюбов.
– Это последователи Бабефа?
– На новый лад, - ответил Лазарев.
– В начале 40-х годов прогрессивные немецкие эмигранты в Лондоне, Париже и Брюсселе договорились создать "Союз справедливых" и стали вырабатывать программу переустройства мира. Маркс и его друг Энгельс прослышали об этом и предложили свой вариант, который и был принят на конгрессе этого союза в 1848 г. под названием "манифест Коммунистической партии". Очень сильный документ, содержание которого я тоже хорошо запомнил. Если позволите, я принесу вам его реферат.
– Несите, - сказал Некрасов, а Добролюбов и Чернышевский кивнули головами.
– Только опубликовать его близко к оригиналу цензура не позволит, - заметил Дмитрий Николаевич.
– Поэтому я напишу, наверное, два варианта: один почти дословный и другой, менее пропагандистский, но не менее доказательный. Вы их обсудите и примете решение.
– Ну, раз вы все обсудили, не пойти ли нам попить чаю?
– предложила после небольшой паузы Панаева.
– И непременно с ромом или ликером, - встрял незаметно подошедший Панаев.
– Погода-то сегодня на улице наимерзейшая! Заодно расскажи-ка нам Дмитрий Николаевич о подробностях жизни в этом самом Union States of America....
Глава одиннадцатая, в которой герой проявляет себя в Английском клубе
Проводить занимательного посетителя к дверям пошли Панаевы.
– Какой у Вас необычный сюртук, да и брюки, - произнесла, играя взглядом, Дотти.
– Они пошиты по американской моде?
– С недавних пор так стали ходить студенты в Бостоне, - не моргнув глазом, соврал Лазарев. И добавил: - А Вы знаете, что почитаемая вами Жорж Санд любит ходить в брюках?
– Не может быть! Хотя.... Она, пожалуй, может. Не то что мы, повязанные условностями русские женщины....
– Да вам только дай волю, - вмешался Панаев, - вы такого понаворотите, самим стыдно станет. Ближе к старости, конечно.
– Зато вы и в старости готовы скакать козлами!
– сверкнула на мужа глазами Панаева.
– Особенно ты, Иван Иваныч. Поберегся бы, здоровья не купишь!
– Счас! Сяду в комнатах и буду сидеть возле фикуса. Не-ет, я помру на бегу! Или в обществе молоденьких девушек, с бокалом шампанского в руке! Причем побегу прямо сейчас. Лазарев, ты со мной?