Петербургский рыцарь
Шрифт:
— Я действую ради ее блага и величия, дабы прославить ее царствование, — говорил мужчина.
— Грязный двуличный ревнивец, — ухмыльнулась Юлия.
Бегом вернулся Василий:
— Мы нашли вот это, — произнес сбир, протягивая шепчущейся парочке запечатанное письмо.
— Ого! — удивился господин в маске, подходя к воткнутому в стену факелу. — Личная секретная печать царицы, только несколько человек знают о ней…
Адриан рванулся, но тут же сник: цепь на шее едва не задушила его.
— Берегитесь, сударь, я, кажется, догадался,
Человек в маске уже собирался взламывать печать, но теперь остановился и задумался.
— Не слушайте его, — вскричала коварная Менгден, — он просто болтун… он…
— Успокойтесь, дорогуша, а вы, господин герцог Дубиновский, действительно очень умны и, возможно, мне будет интересно с вами поговорить.
— Гонцы опередили нас на несколько верст… посол Франции знает об истинных целях нашего путешествия, — уверенно заговорил Адриан.
— Ты думаешь, это правда? — спросила Юлия у своего сообщника.
— Этого нельзя проверить, дорогая… Продолжайте, сударь, я весь внимание.
Флорис улыбнулся. Этот дьявол Адриан сейчас утопит их в волнах лжи.
— Если сегодня, как было условлено, мы не будем ночевать в Пскове, наш авангард повернет назад, предупредит маркиза де Ла Шетарди, и императрица начнет разыскивать нас повсюду.
— Да, кажется, я ошибался, дорогая. Какое жестокое разочарование для вас, эти господа путешествовали с совсем иными намерениями, и занялись вами только… в дополнение…
— О!.. Сейчас я вам покажу, кто здесь ошибается, — прорычала Юлия, выхватывая у него из рук письмо и рывком ломая печать. Быстро пробежав глазами послание императрицы, она испустила яростный вопль.
«Мы спасены», — подумал Флорис.
«Мы пропали», — едва слышно произнес Адриан.
— Читайте, — побелевшими губами сказала Юлия.
— Стойте! Вы слишком далеко заходите, господин граф Воронцов! — воскликнул Адриан. — Вы собираетесь совершить преступление, именуемое оскорблением величеств!
Проницательность Адриана произвела свое действие: канцлер снял маску и принялся задумчиво разглядывать молодого человека. В душе его бушевали противоречивые чувства, однако любопытство оказалось сильнее. Он подошел к огню и прочел:
«Мой дорогой Фреро! [18]
18
Прозвище Людовика XV. — Прим. автора.
Благодаря вам наша торговля процветает; крысы, обильно у нас расплодившиеся, изгнаны. К несчастью, одинокой женщине не всегда под силу орудовать метлой и лопатой, а уж тем более
Знайте, дорогой и любимый друг мой Фреро, что я всегда остаюсь вашей верной и искренней
Елизаветой».
— Действительно, зачем вам «управляющие»… — ядовито заметил Воронцов.
— Вот и вы прочли, — с перекошенным от ярости лицом произнесла Юлия, — ха… она собирается за него замуж.
Флорис глухо рассмеялся.
— О! Монахиня Елена, что за вздор!
Воронцов подошел к молодому человеку. Флорис смотрел на него вызывающе.
— Ах, дорогая моя, вы не приучены размышлять, впрочем, вынужден признаться, что на этот раз я тоже оплошал. Посмотрите хорошенько… эти зеленые глаза, эти черные кудри… мы видели их на многих официальных портретах… да… теперь вы понимаете, что это за тайны. Да, мы осмелились арестовать и нанести оскорбление родному брату императрицы. Завтра этот господин станет царевичем… и отрубит нам голову.
— Надо признать, дражайший господин Воронцов, что это доставило бы мне величайшее удовольствие, — дерзко ответил Флорис, — по крайней мере, что касается вашей головы, ибо голова мадемуазель слишком хороша для палача: несколько ударов кнутом немного ниже спины наверняка смягчили бы ее характер.
Адриан вздохнул. Какой черт дернул Флориса дразнить их врагов? Воронцов уже собрался ответить, как в комнату вошел уже упомянутый Василий и что-то прошептал ему на ухо. Канцлер внезапно заторопился.
— Видите, господа, — быстро сказал он, — как все непросто складывается. Я хотел всего лишь изгнать вас из России, но это письмо все меняет.
Схватив Юлию за руку, он насмешливо произнес:
— Идемте, нам надо хорошенько поразмыслить над тем, что мы узнали. Заодно дадим этим господам отдохнуть.
Пленники остались одни в обществе пяти глухонемых, а так как последние не получили на их счет никаких указаний, то они уделяли им внимания не больше, чем валявшимся на полу охапкам соломы.
— Ах, барин, почему я не свернул шею этой Менгден, — с сожалением проговорил Федор, пытаясь разорвать стягивающие его цепи. Но, несмотря на свою поистине геркулесову силу, украинец не смог сдвинуть ни одного звена.
— Острый Клинок, нельзя вычерпать ложкой реку, — сентенциозно ответил казаку Ли Кан. — А если король далеко, то Будда высоко.