Петербургский рыцарь

Монсиньи Жаклин

Тот дернулся и затих навеки.

— Requ iem aeternam dona eis Domine: et lux perpetua lucateis [21] . Уверяю вас, что этим трем просто повезло, и они попадут прямо в рай. Господь Бог часто прислушивается к моим молитвам. Вот и хорошо, теперь все в порядке, и мы среди своих, — громко объявил Золотий, хлопая себя по бедрам.

Про себя каждый думал точно так же.

— Главное, не следует сообщать солдатам об их смерти, иначе нам подсадят других узников, — сказал Адриан, хотя соседство трех трупов, трясущихся в такт повозке, отнюдь его не радовало.

21

Вечный

покой дай им, Господи, и вечный свет да осияет их? (лат.) — Прим. пер.

Вскоре сумерки сгустились настолько, что конвоир вынужден был остановиться на поляне. Солдаты поставили свои палатки и разожгли костер. Один из них запел. У него был чудесный голос, а грустная песня брала за душу. Бросив узникам их жалкое пропитание, солдаты собрались вокруг костра. Луны не было, и шестеро товарищей совершенно потеряли представление о времени. Они уже начали отчаиваться, решив, что все предыдущие ночи им просто снился сон. Внезапно Флорис навострил уши:

— Кто-то скребется под возком…

Черный шар упал ему на плечо.

— На этот раз я точно сошел с ума… мы проделали две тысячи верст… это не может быть он…

— Жорж-Альбер? — недоверчиво спросил Адриан.

Вполне довольный собой, на них гордо взирал маленький зверек. Прищелкнув языком, Жорж-Альбер протянул им напильники и связку ключей. Флорис и Адриан тотчас же стали пробовать их на своих кандалах и кандалах друзей. Третий ключ оказался просто волшебным, он с легкостью отпер все, что требовалось. За несколько минут они освободились от оков; солдаты по-прежнему сидели на поляне и пели заунывную песню. Федор вцепился в деревянную решетку и, чертыхаясь от радости, выломал ее. Он так давно ждал этого часа! Ли Кан и Золотий принялись пилить цепи, опутывавшие возок. Флорис и Адриан помогали им. Грегуар на всякий случай читал молитву… Чтобы в полученное отверстие мог пролезть человек, оказалось достаточным распилить только две цепи. Оки перевели дыхание и прислушались. Снаружи все было тихо.

— Веди нас, Жорж-Альбер, мы готовы, — прошептал Флорис.

Один за другим они выскользнули из повозки и поползли следом за обезьянкой, указывавшей им дорогу. Внезапно раздался мушкетный выстрел. Флорис почувствовал, как сердце его замерло.

— Эй! Что там? — раздался голос.

— Ничего, фельдъегерь, мне показалось, что вокруг бродит кто-то из этих проклятых «красных языков», но это, наверное, был волк.

Беглецы распластались в грязи.

— Ах, Боже мой, — вздыхал Грегуар, тыкаясь носом в глину, — как же хорошо было в Версале!

Флорис подтолкнул его локтем, призывая к молчанию. Адриан сделал предупреждающий знак. В лагере установилась тишина, и шестеро товарищей поползли дальше, к лесу. Жорж-Альбер часто возвращался, чтобы показать им, какого направления следует придерживаться. Флорис и Адриан оценили проделанное ими расстояние. Они проползли более сорока саженей. Теперь никто из конвоиров не мог их заметить. Они поднялись на ноги и бросились бежать; товарищи следовали за ними. Ноги их еще не окрепли, однако стремление к свободе окрыляло. Пробежав около двух верст, все шестеро, тяжело и хрипло дыша, упали на землю. Жорж-Альбер скакал вокруг, дабы подбодрить их и побудить двигаться дальше.

— Храбрый Жорж-Альбер, — переводя дыхание, вымолвил Флорис, — значит, это ты кормил нас.

Маленькая обезьянка гордо вскинула голову, улыбнулась и обеими ладонями принялась бить себя в грудь.

— Скажи, Федор, — тяжело дыша, спросил Адриан, — а кто такие «красные языки»?

— Э, да вот они, барин, — прошептал Федор, указав на — бесшумно движущиеся тени, незаметно окружившие друзей…

25

— Добро

пожаловать, гайо, — на плохом русском произнес сидящий возле огня человек; он бережно раскуривал свою трубку. Флорис внимательно оглядывал пещеру, куда их привели. В темном углу на соломе, покрытой пестрым тряпьем, тесно прижавшись друг к другу, спали женщины и дети. Это природное убежище давало приют трем десяткам людей, помимо расположившихся здесь же лошадей, собак, кошек и коз. Лица мужчин и их подруг были смуглы и обветренны — такие бывают у тех, кто проводит большую часть времени на открытом воздухе. В ушах у всех висели золотые кольца, на груди — длинные золотые ожерелья.

«Так вот они какие, эти таинственные «красные языки», — подумал Флорис, — это же всего-навсего цыгане» [22] .

— Мое имя Тамара… я вождь племени ромов. Это мои сыновья привели тебя живым и здоровым. Теперь тайга осталась позади. Садись же, гайо, — произнес человек с трубкой.

Флорис сел и протянул руки к огню.

— А кто эти люди, что пришли вместе с тобой, гайо? — спросил вожак.

— Это мой родной брат и мои товарищи… — ответил Флорис, удивленный, что вожак обращается только к нему.

22

Красные языки, ромы, калос, зингари, бумьяны, караки, богемцы, рабуины, египтяне и т. п. — различные названия цыган. — Прим. автора.

— А! Мы ждали только тебя, но тем хуже, раз уж они здесь… они могут остаться, — заключил вожак и снова затянулся. Затем он вынул изо рта трубку и сплюнул в костер черную слюну.

— Нас наверняка уже ищут, — холодно заметил Адриан. — Мы очень признательны тебе, вождь Тамара, но нам надо бежать дальше.

Флорис вскочил:

— Да, идемте, друзья.

Федор и Ли Кан уже вдыхали ароматные пары кипящего супа. С нескрываемым сожалением они направились к выходу, увлекая за собой Грегуара и Золотия.

— На Украине, — ворчал Федор, — так не поступают.

— А в самой великой стране мира тем более, — вторил ему Ли Как.

— Да, разумеется, господин Ли Кан, только вот интересно, что это за страна такая, — цедил сквозь зубы Федор, пребывавший в отвратительнейшем настроении. Он никогда не был в восторге от ужимок китайца, а когда желудок его громко урчал, и подавно.

Ли Кан открыл было рот, дабы ехидно пояснить, что самая прекрасная и самая гостеприимная страна в мире — конечно же, Поднебесная империя. Но тут вождь Тамара, до сей поры наблюдавший, как путники пробираются к выходу, воскликнул:

— Эй, гайо, гайо!

Флорис обернулся.

— О! Я вижу, ты обиделся за своих друзей, гайо, я это понял, твои глаза сверкают, как раскаленные угли… Успокойтесь, оставайтесь здесь. Когда кто-нибудь из кало начинает дело, он его и заканчивает. Садитесь и угощайтесь, ваш отказ оскорбит племя ромов, — прибавил он, указывая друзьям на котелок.

Федор и Ли Кан взглянули на Адриана. Молодой человек сделал им знак принять приглашение, и вскоре все уже сидели, скрестив ноги перед вождем, вернее, перед деревянными мисками великолепного супа, в котором плавали начиненные чесноком ежи. Ли Кан улыбался, изящно обсасывая тонкие косточки, и время от времени толкал локтем Федора: казак шумно жевал зверьков прямо с костями, разбрасывая вокруг себя колючие шкурки. Грегуар, не привыкший к подобного рода пище, подавился иголкой. Желая помочь приятелю, Золотий тремя грязными пальцами залез ему в глотку и вытащил застрявший там кусочек ежа. Жорж-Альбер шумно чавкал. Адриан строго взглянул на товарищей, призывая их успокоиться, и обратился к цыгану: