Петербургский сыск, 1870–1874

Москвин Игорь Владимирович

– Да, нет. Обычный, волосы, вот так, – он показал на своей голове, – пробором разделены. Да и видел его секунду.

– Так, так, – сощурил глаза Василий Михайлович, – может, что из одежды приметил?

– Пальто обычное, тёмного цвета, шапка или картуз не припомню.

– Может, шарф, туфли, сапоги. Для следствия каждая мелочь важна.

– Не заметил, да и видел его мельком, хотя постойте—ка, верно, в туфлях он был и на шее шёлковый белый шарф.

– А ты говоришь, что не помнишь?

Венедикт смутился.

– Я

не думал, что вспомню, а ещё, – теперь глаза юноши горели и под правым дергалась мышца, – когда они шли, этот незнакомец держал руки в карманах, может быть, и это для вас важно?

– Всё важно, даже цвет глаз и форма носа.

– Про глаза не скажу, а вот нос обычный.

– Обычный это хорошо, но длинный, острый или…

– Нет, – покачал головой, – обычный, и лицо, хоть и красивое, но ничем не примечательное.

– Вот видишь, а ты говорил, не вспомнишь, – улыбнулся штабс—капитан, – кстати, каковы были отношения Сергея с Иваном Нартовым?

– С Иваном? – Голос Венедикта едва заметно дрогнул, юноша прикусил губу и побледнел, постарался взять себя в руки и хрипло произнёс, – дружны они были, пока кошка между ними не пробежала.

– И какая?

– Не знаю, – покачал головой Мякотин и добавил, – мне брат не докладывал в силу моего малолетства, как он выражался, – и посмотрел в сторону.

– Если ничего не можешь добавить, то пожалуй, у меня вопросов более нет.

Венедикт вздохнул с облегчением.

Раздался стук, дверь распахнулась и за ней оказался Жуков.

Василий Михайлович было приоткрыл рот от удивления, Путилинский помощник не имел привычки стучать. Штабс—капитан хотел что—то едкое сказать, но воздержался от комментария.

– Позвольте, Василий Михайлович?

– Да ради бога, заходи.

– Вы кончили разговор?

– Пожалуй, да, – штабс—капитан поднялся, вслед за ним Венедикт.

– Позвольте тогда переговорить с господином Мякотиным, – улыбался Миша.

Штабс—капитан пожал плечами, не понимая Мишиного поведения.

Юноша нахмурился, но ничего не произнёс, явно ожидая услышать, по какой такой надобности он нужен молодому сыскному агенту.

– У меня есть хороший знакомый, недавно увлёкшийся фотографическими портретами, так вот Константин Александрович, так его зовут, просил меня при случае присылать к нему людей с колоритными лицами. Вот я как вас, господин Мякотин, увидел, так сразу вспомнил про моего знакомого. Не откажите в любезности, это не займёт много времени, тем более, – Жуков говорил, ни на миг не прекращая словарного потока, что даже штаб—капитан от удивление открыл рот, – ателье, в котором он служит, буквально в двух шагах.

– Да я, – промямлил Венедикт.

– Не откажите в любезности, – сложил руки на груди Миша.

Василий Михайлович сперва с недоумением взирал на Путилинского помощника, потом всё с большим и большим интересом, не понимая, какую роль

играет Жуков.

– Хорошо, – сказал юноша и густо покраснел.

– Здесь недалеко, – уже выйдя из дверей сыскного произнёс Миша, – за Гостиным. Вы бывали в столице ранее?

– Бывал, – неохотно ответил юноша.

– Тогда знаете, где Гостиный?

– Знаю.

И чтобы отвлечь Венедикта от ненужных мыслей, Жуков всю дорогу не закрывал рта, из которого сыпались, как из рога изобилия, шутки, байки, рассказы из сыскной службы, истории из жизни.

Трёхэтажное жёлтое здание, расположенное по чётную сторону Невского проспекта, встретило разноцветной вывеской, написанной готическим шрифтом, «Фотографическое ателье Шенфельда».

Дверь открытая дверь ударила по колокольчику и тот оповестил о приходе клиентов сотрудников ателье.

За конторкой стоял довольно молодой человек с блестящими масляными волосами, разделёнными посредине головы ровным, словно под линейку сделанным пробором.

На лице сотрудника ателье появилась слащавая улыбка.

– Здравствуйте, господа! Чем могу помочь?

– Здравствуй, голубчик! – на губах Миши появилась не менее слащавая улыбка.– Нам бы Константина Александровича.

– Сию минуту, как прикажете доложить?

– Михаил Силантьевич Жуков.

Молодой человек наклонил голову и удалился.

Через несколько минут в комнате появился собственной персоной господин Шапиро, сквозь не застёгнутый пиджак виднелся округлый живот с толстой золотой цепочкой часов, шедшей от пуговицы к кармашку. Голубые глаза загорелись, Константин Александрович вытянул вперёд руки.

– Мишенька, сколько лет, сколько зим! Наконец, ты посетил наше заведение, – руки фотографа вцепились в плечи Жукова. – Какое лицо, какое лицо, вот мы его и запечатлим на вечные времена.

– Константин Александрович, – Миша попытался выскользнуть из рук господина Шапиро, но это было сделать не так просто. Несмотря на малый рост, фотограф обладал большой силой.

– Не говори ни слова, – левая рука Константина Александровича высвободила Мишино плечо, вторая не ослабляла хватки, словно хозяин боялся, что посетитель ускользнёт. – Обещаю, что портрет выйдет в наилучшем виде.

– Константин Александрович, я не один, – сыскной агент показал рукой на Венедикта и красноречиво посмотрел на фотографа, который в ответ легонько кивнул, что, мол, понял.

– Так, так, – господин Шапиро подошёл ближе к юноше, посмотрел с одной стороны, на два шага отступил, – что ж, хорошо. Прошу следовать за мною.

Через час в Мишином кармане пиджака лежала фотографическая карточка Венедикта Мякотина. Жуков время от времени проверялправой рукой, не исчезла ли она вместе с запечатлённым на ней юношей, направившим свои стопы в Кронштадт.