Петербургский сыск. 1873 год, декабрь
Шрифт:
– Если не нравятся тебе хождение по пустому, то тут такое собственно дело, – Михаил запнулся, обдумывая свои следующие слова, принял решение и сел напротив Кондратьева, положив руки на стол, тяжело вздохнул, – до ареста ты, наверное, слышал, что недалеко от харчевни, что ты посещал в последнее время, – он произнёс название харчевни для рабочего люда, – найден зарезанный человек.
– Может слышал, может нет. Не знаю. Мало ли чего происходит в наших краях.
– А говорил, что без околочностей?
– Какое дело меня не касается, господин хороший, так оно
– Хорошо, – Михаил достал из кармана фотографию и протянул Фаддейке, тот внимательно посмотрел, поначалу положил на стол, потом вновь взял и поднёс к глазам, прищурив их, словно силился вспомнить.
– Постой. Да это ж Гришка?
– Откуда его знаешь?
– Так за чаркой, как водится, и познакомились, – вскинул вверх брови, удивлённым взглядом впился в лицо Михаила, словно внезапно озарило, – так это его?
– Да.
– Вот дела, – присвистнул Фаддейка, – он же к себе в деревню собирался, подкопил, говорил, деньжат то ль на коровёнку то ль лошадь,. я уж не припомню. Пора, говорил, домой, надоел город, душа в деревню рвётся. Вроде бы не дрянь человек был. Да уж.
– А когда он собирался возвращаться?
– По весне, как раз к севу. Соскучились, говорил, руки по земле.
– Может и фамилию его припомнишь?
– Постой—ка, – он повернул в сторону голову, зашевелил губами, произнося что—то беззвучно, пальцами поскрёб щетину. – Говорил же он, говорил, ей Богу, говорил. У нас, говорил, в роду… в их роду… да, то ли Евсеев, то ли Еремеев. У нас в роду младшие всегда в город подавались. Точно, Еремеев, – он от радости даже ударил себя по ногам.
– Значит Григорий Еремеев.
– Точно, – задержанный засмеялся и вновь ударил себя по ногам, – Григорий Еремеев.
– Не путаешь.
– Чего мне путать? Все одно дознаетесь? А мне скрывать нечего.
– О смерти его ничего не знал?
– Да что вы, господин хороший, от вас я услышал о его смерти.
– Может ты вспомнишь и откуда он?
– Помню, из гдовского уезда, деревня ещё с таким названием, словно… Во, из деревни Молва, Молва, – повторил он, – так мы тогда посмеялись, что запоминать просто, прибавь к молве «сам» и получится Самолва. Оттуда он, точно из тех мест.
– Так сразу его и запомнил?
– Хорошего человека не забудешь.
Михаил задумался и с хитринкой спросил
– Не слышал кто мог пойти на злодеяние?
– Господин хороший, мне дел своих хватало, а совать в чужие мне не досуг, можно и без своего остаться, так что мне без особой надобности.
– Сказать боле ничего не можешь?
– Вы б, господин хороший, у Васьки узнали прежде, чем меня тревожить.
– У Васьки?
– Точно так, они земляки, из одной деревни приехали. Может он что знает.
– Его фамилия?
– Истинный крест, – он перекрестился, мне не ведомо.
– Может ты в этом деле завяз.
– Окстись, господин хороший, зачем мне надо?
– А не врёшь? – твёрдо спросил Михаил, глядя в глаза Фаддейке.
– Отсохни язык, – перекрестился быстрым движением Косой, – да и что мне за надобность во врать?
– Ой ли? –
– Сказано, не до вранья мне.
– Смотри, Фаддей, – и Жуков продолжил смотреть в лицо собеседнику, не моргая, – все ты сказал верно?
– Тьфу ты! Вот увязался! Сказал же, не знаю более, а что было, то Вы ж слышали, господин хороший.
– Как говорится, доверяй, но проверяй. Говоришь, его звали Гришка Еремеев из деревни Самолва Гдовского уезда?
– Ваша правда.
– Второго звали Васькой.
– Истинная правда, – Фаддейка перекрестился, – Васькой.
– И приехали они из одной деревни?
Кондратьев смотрел небесными глазами и промычал «угу».
– Как выглядел Васька—то7
– Две ноги, две руки, голова с ушами.
– Не юродствуй.
– Роста небольшого, неприметный какой—то. Во, – обрадовался допрашиваемый, – если присмотреться, то ногу он приволакивал, а вот какую не припомню.
– А мог Васька Еремеева того?
– Чужая душа потёмки, а что там, – он вздохнул, – кто знает. Хотя Васька мне с хитрицой показался, молчал больше.
– Может наговариваешь?
– На что мне! Нешто я зверь бесчувственный! – Фаддейка даже руками замахал. – Мне без убивства дел хватало, сколько в наших краях купцов развелось да крестьян с открытой варежкой. А ты, господин хороший, найди душегуба. Больно Гришка добрый был.
– А ты чего полез решётку отгибать?
– Обидели меня сильно, вот кровь и взыграла от глупости.
Жуков вызвал дежурного чиновника, чтобы тот отправил Фаддейку в камеру.
На обратном пути Михаил заехал в адресную экспедицию, чтобы наверняка узнать о Гришке Еремееве, откуда приехал и кто такой. Оказалось в самом деле, он приехал из гдовского уезда деревни Самолва. Теперь, когда личность убитого установлена, необходимо найти его земляка Василия, а там и убийца замаячит. Михаил летел на Большую Морскую на крыльях хорошего настроения, казалось немного и дело завершиться. Но по дорогу, словно обухом по голове, и он направился по месту жительства, где узнал, что недели две, как тот исчез, даже прикрепительный талон не взял. Да бывал у него односельчанин Василий, небольшого росточка, с сединой в волосах, бородой и всегда молчаливый.
Когда вернулся в сыскное, Ивана Дмитриевича не было в кабинете, как сказал Иван Андреевич, сегодняшний дежурный чиновник, его вызвал с докладом о ночном происшествии помощник градоначальника флигель— адъютант генерал—майор Козлов. Здесь же Михаил узнал, что следствие по убийству в Невском переулке идёт полным ходом. Агенты, возглавляемые чиновниками по поручениям заняты выяснением личности убитого. Хотя охотничий азарт Жукова угас, но чувство скорой победы не покидало ни на миг. Шутка ли, две недели утренних поисков. Надо было втереться в доверие, чтобы тебе что—то поведали, иначе смотрели бы на расспрашивающего, как на полицейского агента. А в тех заведениях и местах не очень настроены для общения со стражами закона, при том на приватную беседу с откровениями.