Петербургский сыск. 1874 – 1883
Шрифт:
– Так точно, топором, сами сейчас увидите, Иван Дмитрич.
– Вот именно, топором и, вероятно, со старой потёртой ручкой?
– Как вы….
– Догадался? Да, просто, – улыбнулся начальник сыскной полиции, – угадал, а то, что топорище старое или новое, не, суть, важно, главное, что одной душой на свете стало меньше. Константин Васильевич, давайте пройдём на место преступления, всё—таки оттуда всё началось.
«По положению тъла и отсутствiю признаковъ борьбы можно было заключить, что Васильевъ убитъ во время сна. Окровавленный
Дворницкую купец Шнурков пристроил во дворе к глухой стене. С одной стороны пожалел места в доме, а с другой не поскупился – большие сени, комната со сложенной из кирпича печью с чугунной верхней крышкой, на которой можно было готовить.
Путилин отряхнул снег с обуви, осмотрел сени. Вдоль стен две лавки, на одной стояло ведро с плававшим в нём льдинками и деревянным ковшом, по стенам висел инструмент – пила, какие—то щипцы, молотки, в углу стояло несколько лопат, в том числе для снега, несколько мётел. Здесь же висела по виду старая одежда, хотя разобрать было невозможно. Свет проникал сквозь две открытые двери – одну со двора, вторую – из жилой комнаты, окон не было. На полу множество следов – оставшийся от обуви снег.
– Успели натоптать, – проворчал Иван Дмитриевич, хотя к этому привык давно. Полицейские, родственники, свидетели, слава Богу, что любопытсвующих не пускают.
Пристав ничего не сказал.
Комната – скорее всего, прикинул Путилин, четыре аршина на четыре. Справа от входа печь с чугунной жарочной плитой, рядом несколько полок, на которых нехитрая домашняя утварь: несколько железных закопчённых кастрюль, сковорода, глиняные миски. Напротив входа стояла кровать, более напоминавшая широкую лавку, на которую брошен тонкий тюфяк, поверх постелено одеяло, именно, на нём лежал убитый. Молодой парень со спокойным выражением на красивом лице, которое портил чёрный провал раны на левом виске, запёкшаяся кровь, в уголках торчали белые острые края развороченной кости. Волосы, словно солома, разметались по подушке.
– Лёгкая смерть, – произнёс Иван Дмитриевич.
– Что вы сказали? – Не расслышал начальника сыскной полиции капитан Хоруженков.
– Лёгкая, говорю, смерть, – Путилин остановился рядом с убитым, – он не успел ничего почувствовать.
На полу около кровати лежал небрежно брошенный колун с окровавленным обухом и рукоятью, на которой остались тёмные отпечатки, рядом с топором скомканная старая рубаха, нож с деревянной ручкой, тоже почерневшей от крови.
– Преступник не думал убивать, – изрёк начальник сыска
– Почему? – Поинтересовался пристав.
– Топор стоял в углу сеней, – Иван Дмитриевич указал рукой куда—то на открытую дверь, – злоумышленник, если шёл убивать, так не понадеялся на удачу, а принёс бы орудие убийства с собою. Вдруг хозяин, – теперь указал на лежащего на кровати молодого человека, – убрал, спрятал, сунул куда—то топор или нож. Нет, наш злой герой, наверное, так бы
– Но ради чего?
– Кто знает? – Посетовал Путилин, – они не ссорились, иначе Васильев так спокойно не лёг спать.
– Но что тогда?
– Вот это нам и предстоит узнать.
«Из вещей, находившихся въ дворницкой, не оказалось принадлежащего домовладельцу овчиннаго тулупа и синей суконной поддевки убитаго, въ которой было денег около 10 рублей. Взамънъ недостававшаго, найденъ в дворницкой же сърый суконный пиджакъ».
Вошедший полицейский что—то тихо сказал приставу. Капитан обратился к Путилину.
– Здесь купец Шнурков, – и пояснил, – хозяин дома…
– Прекрасно, Константин Васильевич, – Иван Дмитриевич обернулся, – хотел с ним попозже поговорить, но раз уж… Пригласите.
В дворницкую вошёл мужчина низенького роста, такой круглый фигурой, что сразу напомнил колобка из детской сказки. Лицо, словно блин на масленице, лоснилось то ли от пота, то ли от жира. Шнурков снял с головы бобровую шапку, перекрестился и вытер откуда—то появившимся белым платком в руке со лба испарину.
– Здравия всем!
Путилин кивнул в ответ.
– Я, – начал было купец, но рука вновь потянулась вытереть со лба выступившие капли.
– Господин Шнурков, могу ли я называть отеческим именем? – Спросил Иван Дмитриевич.
– Не имею никаких возражений, – и откуда купец набрался таких выражений пронеслось в голове у Жукова, – можете звать меня Фрол Кузмич, – платок вновь проехал по лбу.
– Хорошо, – начал начальник сыска, – вы заходили сюда?
– Конечно, – с радостью в голосе произнёс купец и тут же скосил глаза на убиенного и перекрестился, – это же мой дом и я обязан следить за работниками, иначе они начинают увиливать от работы, прости меня Господи! – И вновь рука скользнула со лба на грудь, а потом двинулась вправо и завершила движение напротив сердца.
– Понимаю, когда в последний раз?
– Дак, два дня тому.
– Два дня?
– Совершенно верно, Дмитрий, – он указал рукой, – заступил на службу вместо дяди, а тот в свою очередь заменил мне Андрея.
– Постойте, – остановил Шнуркова Иван Дмитриевич, – значит, Дмитрий только два дня на службе?
– Точно так.
– До этого были другие?
– Точно так.
– Теперь по порядку, до убитого дворником был его дядя?
– Точно так, рядовой сто сорок шестого пехотного Каспийского полка Потапов, прибывший из Кронштадта в десятидневный отпуск.
– Отчего он согласился быть дворником?
– Так Андрея потребовали на родину для отбытия рекрутской повинности. Вот дядя его и заменил до прибытия младшего брата.
– Ясно, – задумался Путилин, – Дмитрий имел в столице знакомых?
– Не могу знать, но, – купец опять вытер лоб, – на следующий день после приезда…
– То бишь вчера?
– Точно так, попросил у меня в счёт будущего десять рублей, сказал, что приехал без гроша в кармане.
– Скажите, когда возвратился в Кронштадт Потапов?