Петька Клин, налётчик
Шрифт:
Потом, сплюнув и обругав осоловелых товарищей, содрал с себя солдатские лохмотья с отличиями, ловко выскочил из теплушки, подбежал немного, сделал несколько срамных движений в сторону медленно уходящего поезда и нырнул между жёлтых домов.
Весть о бегстве Петьки Клина сразу распространилась среди воров, и хмель стал покидать их, а ненависть к официальным властям возобладала над страхом перед расстрелами. Воры последовали примеру Петьки.
Когда поезд доехал наконец к Одессе-Заставе, от 1-го «коммунистического» полка осталось из семисот семнадцать солдат, и то только потому,
Тогда пели:
Эй, Одесса, Что нос повесила, Коли с голоду не сдохнешь, Будет весело!И голодная и холодная Одесса смеялась над этой историей!
IV
Большевистские власти, оскорблённые в своих амбициях, постановили отомстить. Лукавства и ловкости им было не занимать. Через несколько месяцев добилась своего.
Бывшие солдаты 1-го коммунистического полка ловлены всеми способами. Одни пойманы без хлопот, потому что воры, обманув большевиков и высмеяв их, забыли о них быстро и основательно. Вторые пойманы после более длительных предварительных исследований. Петька прятался долго и клялся, что не дастся живым, однако его поймали сонного в его тайнике и, тяжело избив за попытку бежать, привели как всех к портовому военному комиссариату.
Там уже было несколько сотен его товарищей. Некоторые сидели молча, думая о своём близком расстреле за дезертирство, а большинство ревело беспечные песни, некоторые даже имели с собой немного самогона. Что делать с ними, того никто не знал.
В конце концов мертволицые китайцы загнали их штыками к огромной барке. Чернявый комиссар без пафоса, давясь, прочёл им распоряжение, что они, как дезертиры, должны быть отставлены к диспозиции военной власти в Севастополь. Кончив, махнул рукой и, попираемые штыками китайцев, арестованные влились длинными прядями в чёрную внутренность барки.
Над их головами задраили люки, через несколько минут малый паромный катер потянул дебелую и широкую барку дальше и дальше за мол и маяк одесский, вдоль берега Аркадии, и наконец барка закачалась на волнах открытого моря. На небе плыли оливковые облака, между ними и волнами полыхали молчаливые чайки.
В середине барки поначалу было тихо, затем отозвалось несколько злобных и тревожных голосов: - Ломи, братцы! Разве нам погибать? Потом заговорили другие, наконец почти из всех уст вырвался рык злобы и отчаяния.
Всё увеличивавшаяся духота побуждала почти до безумия: сотни рук били в стены, в потолок и дно барки, пока нашли слабое место: люки барки начали умеренно подниматься и опадать, медленно извивались засовы; извне казалось: барка дышит как большая жаба. В конце изогнутые ригели и большие замки разломались, треснули доски дверей, и узники выскочили на помост.
Впереди
Петька подбежал к краю барки: где-то вдалеке убегал, попыхивая дымом, катер. На горизонте показалось какое-то судно. А вокруг фиолетовое море, покрытое серым сумрачным небом. Беспокойство узников перешло вдруг в уверенность, что их хотят предать смерти от голода. Ругательства, смешанные со слезами бессилия, посылали заключённые вдогонку исчезавшему катеру. И чем меньше делалось пятнышко-силуэт пароходика, тем истеричнее проклинали и плакали узники.
Петька Клин молчал. Его небольшая фигура напряглась, он смотрел в другую сторону и, казалось, нюхал воздух.
Силуэт другого корабля показался знакомым: Петька напрягал зрение, присматриваясь к нему. Между тем корабль, зловещий и серый, исполнял какие-то манёвры, вдруг сверкнула золотая черта в облаке белого дыма над его бортами, и звук выстрела рассыпался в пространстве.
– Это «Алмаз» в нас стреляет, братцы!
– вернулся Петька к умолкшим товарищам и добавил: - Теперь, должно быть, смерть к нам приходит.
Когда ещё можно было сомневаться при первом неудачном выстреле, то при втором обломки злобно плюхнулись вокруг барки. Дело было ясно: «Алмаз», военный крейсер, имел приказ большевиков затопить барку дезертиров.
На помосте барки поднялся шумный и беспомощный шорох. Некоторые надеялись ещё спастись, мол, не попадут, некоторые готовились к прыжку в воду, не зная, в какую сторону плыть, некоторые извивались от бессилия, не умея плавать, не зная, что делать.
Один Петька Клин, сев на перила, казалось, закаменел: где и насколько далеко они есть от берега, это единственное царило в его мыслях. Однако мгла не давала ему увидеть берега, а как долго вёл их барку катер, не мог он счесть взаперти.
В это время кто-то упал к его ногам, обвив его колени руками.
– Петька!
– язык его прерывали всхлипывания. – Петька, прости меня, товарищ! Перед смертью прости мой грех! Прости, всё равно тут погибнем! Это я в тебя стрелял на мосте на Мельницах, это я уговаривал людей, чтобы тебя убили, когда ты возвращался из «Урании», это я теперь солдат навёл на тебя сонного!
Белокурый, с белесыми ресницами и бровями, испуганный, помешавшийся от близкой смерти, слюнявил слова молодой подельник Петьки - вор тупой и мстительный - Васька Мацан. Он часто сидел по тюрьмам, старшие воры высмеивали его сгорбленную фигуру и втянутую в плечи голову.
– Ты Иуда! – спокойно сказал Петька, глядя на него сверху. Ты, - и добавил самую непристойную брань, которую знал.
– За что ты хотел меня убить?
«Алмаз» снова выстрелил и снова промахнулся. Столб воды поднялся и упал на барку.
– Фартовый ты, очень удачный, всё тебе, как из рукава сыплет: тебя все хвалят, тебя девки любят, о тебе песню сочинили - мямлил белобрысый, съёживаясь от грохота взрыва и взгляда Петьки.
– Я хотел, чтобы и обо мне знали и пели, я тоже... теперь, прости, Петька, - и так все погибнем.