Петля Мебиуса (сборник)
Шрифт:
Младший скривил губы:
– Ерунда. Если его хоть раз увидели и оно произвело впечатление – значит, тоже стало существовать в виде следствия в голове того, кто увидел. И потом, что с того, что его кто-то видит? Понимает, какое оно прекрасное… и что? Какая от этого польза?
– Оно помогает примириться с невыносимостью бытия.
Младший пожал плечами:
– Возможно. Во всяком случае, мне Выставка Души помогает. Но все это слишком отстраненно. Вас что, и вправду занимают такие вопросы, как сущность искусства? Большинство нормальных людей вообще никогда не задумываются над этим.
– А я задумываюсь постоянно.
Цеп с тревогой уставился на Манка.
– Идем, – решил тот. – Вы расскажете про этот пакет. Как он попал туда. Он опасный? Я не понял. Это искусство… если я увижу его, мне станет хорошо? Лучше, чем сейчас? Я никогда не буду голодный? Расскажете всё.
Цеп вздохнул. Ему и так было хорошо, он не хотел видеть искусство и не хотел идти.
Он еще успел удивиться – что это за лес, разбойники, воздушный шар, сарацинская баржа, что за мимолетный сон привиделся ему на рассвете, – тут воспоминание о сне исчезло, и Висотла вернулся к жизни.
Одежда в грязи и порвана, он ее снял.
Великий город, Обиталище Солнца, возвышался впереди. Когда-то здесь жили тен'oчки, но теперь не осталось никого. Пришельцы, которыми командовал страшный человек из Эстремадуры, убили всех. Висотла приветствовал город, прикоснувшись правой рукой к земле, а затем подняв ее ко лбу. И стал подниматься по лестнице.
Здесь было теплее и солнца больше. Цеп, хмуро зыркая по сторонам, нехотя вел их вперед и вверх. Снули за руку тянул Ену, Манок шел рядом с Десадо и Чиной Чичеллино Чезарио. Младший только что задал вопрос, Чина отвечал на него:
– Я уверен, что был талантливым писателем. В новом искусстве я – гений, но писателем был очень талантливым.
– «Очень», а?
Чина жалко улыбнулся:
– Не хвастаюсь, а констатирую факт.
– За всю жизнь я не прочитал ни одной книги, – признался Десадо. – Кроме искусствоведческих работ отца.
– Ну конечно. Теперь это совсем не популярно. Мой талант захлебнулся в потоке пластипапера. Я вам сейчас процитирую свою статью на эту тему. Пластипапер оказался сверхдешевым, его легко утилизировать. Технология печати очень проста – издания стали дешевыми и легкими в производстве. А призывы и запреты не смогли справиться с графоманией. Интерактивная виртуальность и кино, динамическая скульптура и динамическая светоживопись – от всего этого традиционные, нетехнологические виды искусства умирали. Литература умерла первой. Всегда считалось, что новые искусства не уничтожат литературу, а только уменьшат ее влияние. Они и не уничтожили, она сама себя уничтожила. С дорожной скукой можно бороться, уставившись в жидкокристаллический экранчик карманного визора. Некоторые все равно продолжали читать… пока не появились пластикниги. Свою книгу мог издать любой, любым тиражом. Из потока появляющихся каждый день пластикниг
– Я знаю, – перебил Десадо. – Он есть на моей Выставке.
Чина умолк.
– Так вот, – сказал он после паузы, – куда подевались «Орбиты». Скупщик клялся, что сикорски, на котором он переправлял пакеты, разбился где-то в искажениях Некротического пятна…
– Он разбился, – подтвердил Младший. – Но «Орбит» на нем не было. Всю партию, которую перевозил дирижабль, купило «Вмешательство». Старший успел перекупить «Орбиты». Чтобы скрыть это от тибетцев, отец приказал устроить диверсию и уничтожить дирижабль.
– А, понятно… – Чина смущенно умолк.
– Вы хотите что-то спросить?
– Нет, я…
– Я же вижу. В чем дело?
Чина развел руками:
– У вас бывают предчувствия? У меня сейчас такое ощущение, что никто из нас не выживет.
– Мы же не дети. И мы вооружены.
– Выживают сильнейшие… – Чина скривился, как от зубной боли. – Это всегда казалось несправедливым.
– Зато способствует продолжению рода.
– Конечно, но мне это не нравится. Хочется, чтобы выживали слабейшие. Сильные агрессивны, агрессия – в природе их силы. Поэтому они провоцируют наибольшее давление среды. Слабые не привлекают внимания, они должны выживать. «Выживают слабейшие» – мне нравится, как это звучит.
Десадо посмотрел на Снули и Ену, перевел взгляд на Цепа, Манка…
– Совершенно ясно, что, в случае чего, выживут эти двое. Они более приспособлены, при чем тут их агрессивность? Вы как-то очень наивно рассуждаете. И вообще, с чего вы заговорили об этом? Я не предвижу особых опасностей.
– О клинике ДЭА ходили всякие слухи… Я думаю, что это неправда, но… – Чина смутился.
Младший смотрел прямо перед собой:
– Да?
– Говорили про режим концентрационного лагеря. Про эксперименты над казусами, нейропланты которых стали барахлить после бомбардировки. Я слышал о вивисекции…
Младший смотрел немигающим взглядом.
– Насколько я знаю, это не соответствует действительности, – проронил он.
После того как они рассказали Манку все, что знали о Никотине, у того испортилось настроение. Подойдя к Цепу, мальчик хмуро спросил:
– А ты чего злишься?
Цеп приостановился.
– Я там был, – пробурчал он. – Там казусы живут.
– Ну и что? – Манок достал библиотечку. – Внизу тоже казусы.
– Там другие.
– Какие?
– Небесные.
– Что? Небесные казусы? Кто это?
Цеп не ответил, он осматривался. Тут и там пол был проломан, виднелась зелень Нижнего. Они углубились в Барвисто, Верхний Слой здесь состоял из просторных улиц с сильно поврежденным керамическим покрытием. В проплешинах – темно-серый бетон. Завалы мусора, проломленные стены, ржавый металл… Тишина, только вороны каркают где-то снаружи. Иногда птицы залетали внутрь Верхнего.
Цеп пошел дальше, остальные двинулись за ним. Манок включил библиотечку и стал читать на ходу.