Петля времени
Шрифт:
«Здесь так же тихо, как и везде вокруг. Ни одного эйркара не видно… Может быть, заведение закрыто?»
«Сколько вообще сейчас времени?» – я смотрю на экран часов и не верю своим глазам. – Двенадцать ночи, как и было в момент моего падения. Двенадцать ноль-ноль, ни секундой больше. И как это понимать?»
«Должно быть, настройки сбились, – решаю я и зажимаю кнопку перезагрузки на браслете. – Двадцать пятый век на подходе, а над ударопрочностью предметов ещё работать и работать!»
После включения часов на заставку выходит календарь, и меня обдаёт холодным
«Воскресенье? Какое ещё воскресенье? Вчера ведь был четверг!» – я перезагружаю часы снова и снова, но это почти ничего не меняет. Из нового на экране возникает половина пятого утра, но красуется всё то же воскресенье и всё тот же год, прошедший семьсот с лишним лет назад: «1 марта, 1716 год. Воскресенье. 4:33 утра».
«Что за чертовщина здесь творится?» – я поднимаю глаза на корабль, и мой взгляд снова замирает на надписи на его корме «Несокрушимый. 1695».
Глава 2
Гостеприимство по-пиратски
Попрощавшись с Альвисом, Вивиан привела Бонни к костру, разведённому в самом центре палаточного лагеря.
Там их встретило множество людей, среди которых Морган узнала многих гринстоунцев. Это были учёный Феликс, стражник Эмброуз, горничная Айрин и даже повар Роберт. Но они так же, как и остальные, с кем Бонни не была знакома лично, отреагировали на её появление абсолютно спокойно.
«Неужели никто из них меня не помнит? Какое этому объяснение?» – для Морган было очень странным, что, услышав от Вивиан имя «Бонни Морган», никто и бровью не повёл и не передёрнулся, не бросил на прибывшую косой взгляд и не назвал дочкой предателя. Всё выглядело так, как будто всем, кого Бонни встретила после «Ковчега», полностью стёрли память, а вместе с ней напрочь искоренили чувство любопытства.
Люди, которых Морган знала как гринстоунцев и многих из которых она видела на «Ковчеге», любезно угостили её едой и продолжали вести разговоры обо всём, кроме самого Гринстоуна и «Ковчега». Также, по старомодному покрою одежды и выцветшим её тканям, все они выглядели скорее как бедные простолюдины средневековья, чем жители развитого, процветающего города и тщательно избегали всяких вопросов в адрес Бонни.
«Как всё это нескладно и странно. Ладно, и я буду играть по вашим правилам, – решила Морган. – Не хотите вступать в диалог о самом важном, я сама его начну».
Бонни подошла к Феликсу, который был почти неузнаваемым без очков, и села рядом с ним под предлогом разместиться поближе к огню, чтобы просушить одежду. «Этот парень не зря был назначен Альвисом учёным. Наверняка ему известно обо всей этой ситуации больше, чем всем остальным».
– Что случилось на «Ковчеге», Феликс? Из-за чего мы все здесь? – осторожно заговорила Морган. – И, не знаю, как это возможно, но я видела правителя. Он жив!
Феликс долго изучал девушку взглядом, прежде чем ответить, и
– Все мы проходили через это. Шок, непонимание, затем смирение и радость от того, что хотя бы остались в живых.
«Да, он точно что-то знает! – решила Бонни. – Кстати, насчёт живых…»
– Николас Паркер, насколько мне известно, был заключён с тобой в один изолятор. Это так? Ты видел его?
– Мне жаль, но человека с таким именем я не знаю и никогда не знал, – заморгал глазами Феликс. – Думаю, вы меня с кем-то путаете.
– Ещё скажи, что и Дилана Гамильтона ты тоже не знаешь? – нервно переспросила Бонни. – И белой пушистой собаки у тебя нет? И очки ты не носишь?
– Нет, – отрицательно покачал головой Феликс, дружелюбно протягивая Морган гроздь винограда. – Угощайся и постарайся успокоиться. У тебя шок. Я сам проходил через это.
Бонни совсем разочаровалась: «Или он и правда ничего не помнит, или действительно ничего не знает…»
Погрузившись в размышления, она вздрогнула от резкого и озлобленного голоса Вивиан:
– Феликс! Ты что совсем оглох? Сколько тебя можно звать?
Феликс поспешил к советнице, стоящей поодаль, и Бонни, как ни напрягала слух, не могла расслышать их короткий разговор. По его окончании Вивиан ушла, а Феликс вернулся к Морган:
– Ты наверняка очень устала. Я покажу тебе, где ты можешь отдохнуть.
Я не возражала, и Феликс провёл Бонни до одиноко стоящей палатки:
– Здесь сегодня свободно, так что можешь располагаться. Отдохни, выспись хорошенько.
На этом Феликс попрощался с Бонни, и она, поблагодарив его, долго не могла уснуть, пытаясь уложить в голове множество необъяснимых мыслей.
«Совсем недавно я плыла на “Ковчеге” прочь от пылающего огнём острова и была в шаге от Итафенита. А теперь я снова здесь, на острове. На этом самом затерянном острове, который словно по волшебству заново возродился из пепла и к которому у меня тысячи вопросов, оставшихся без ответа».
Ворочаясь на подстилке из бамбука, служившей ей постелью, со страхом и волнением Бонни вновь и вновь переживала ночь и бушующий океан вокруг «Ковчега», огромную волну, ворвавшуюся на борт, и водоворот, который тянул её в пучину океана.
«Я отчётливо помню нестерпимую боль в лёгких, помню свой последний вздох и последний удар своего сердца. У меня просто не было шансов выжить… Но всё же я жива, как жив Альвис и Вивиан, и многие другие гринстоунцы, которые как будто не переживали этой же катастрофы. Как это возможно?»
Сон всё никак не шёл, и Бонни лежала, пытаясь найти логичное объяснение произошедшему. Но все её вопросы так и не находили ответов, заводя в тупик. «Ясно одно: сейчас мне нужно поспать, а завтра мне необходимо снова приглядеться к людям в лагере и, возможно, после бесед с ними, многое прояснится. Всё это будет только завтра, а сейчас нужно как следует отдохнуть…»
Девушке почти удалось погрузиться в сон, как вдруг её охватило какое-то странное, волнующее ощущение. Бонни открыла глаза и вновь зажмурила их от неожиданности. «Альвис? Это был он или у меня паранойя?»