Петр Первый на Севере
Шрифт:
– Позвать, что ли, ту раздьяконицу? – спросил Овсяников.
– Ты позовешь – напугаешь, – возразил епископ. – Способней будет мне за ней псаломщика послать. Но прошу не сегодня. Пусть она отлежится. Ведь что ни говори, а милость царская если не лишила жизни Матвея, то дьяконицу при живом муже государь навечно сделал вдовой. Она тут в Вологде, а Матвей до гробовой доски за монастырские стены угодил.
– И то правда, любопытство мое не к спеху, обождем, – согласился бургомистр.
Был этот разговор в феврале, а месяцем поздней, по какой-то наслышке узнала Матвеева жена, что мужа ее из Москвы вместе с другими колодниками провезли на Ферапонтове, а оттуда, после передышки, повезут в Каргополь и через Онегу – в Соловки. Успела сметливая дьяконица вдогонку с каргопольским обозом послать мужу рукавицы шубные, штаны, куделей подшитые, две пары портянок и шерстяную телогрею. И рада была получить от него оказией
Стала чаще похаживать бывшая протодьяконица в собор. Отбивала поклоны, жгла свечи, наделяла нищих полушками за здравие изгнанника Матвея. А Матвей Непеин нет-нет да и изловчится из соловецкой каморы послать с кем-либо из богомольцев записочку ей и сыну: «благословляю, жив-здоров, помолитесь за грешного колодника». Подписи нет, а по почерку видно: Матвей!..
Однажды в праздник, когда, по соборному правилу, епископу совершали омовение ног после службы, Павел спросил раздьяконицу, нет ли у них в семье памятной записи о преславном Непее, коего сам Грозный почестями наделял и ныне здравствующий государь Петр Алексеевич высокого о нем мнения.
– А как же, владыко, есть, бережется такая грамота, писаная и переписанная не раз из-за ветхости.
– Как бы прочесть ее?
– Это можно, от людей не скрываем. Там ничего зазорного. Родион, сбегай в избу, возьми ту бумагу, – попросила она свое разумное чадо, – ищи ее на божнице, слева в тряпице за медной иконой трех святителей…
В тот вечер епископ Павел, бургомистр Сидор Овсяников и сам воевода с подьячими сидели в архиерейской келье и неторопливо разбирали выцветшее писание на серой бумаге с гербами голландскими. Читал ее с должными ударениями и с протягом слов, где надлежало, сам епископ, коему такая бумага попала в руки первый раз.
«Во имя отца и сына… – начиналась та грамота, – писана сия в Вологде по старому списку и подсказу моего деда Василья внука Осипова 92-х лет от роду, а писал тую, сирень сию бумагу отроком будучи во учении в архиерейском дому, что на углу соборной стены, Матвей малый внучек Василья прозвищем Непеин от имени того прадеда Непеи Осипа Григоровича, что служил при царе и князе всея Руси Иване Васильевиче. Пишется чернилою и гусевым пером – не вырубится и железным топором. Предок нашего роду Непейных Осип Непея тако прозван бысть за свою трезвость, через оную стал он зажиточен, рассуден и благодеятелен. Имел торговую лавку в Гостином дворе, по ярмонкам ездил с возами и закупал и продавал кожи, овчины, мед и воск, и сапожную обутку, и кузнечный товар, и подати всякие платил беспрекословно, и был на доброй примете у самого царя. Коего году божьей милостью около городу Архангельского иначе рекомого Новые Холмогоры, близ деревни Неноксы к Розовому острову прибило английский корабль, а на том судне за главного был Чанслер и с ним немного человек, знающих морское и дело торговое. В Неноксе и на Холмогорах русской хлеба-соли откушавши, Чанслер и спутники его по приказу цареву через Вологду в Москву пропутешествовали и с ними из вологодского купечества был Осип наш Непея. Долго ли, коротко ли жили-были те иноземцы в Москве, поджидали еще два из Англии вышедших с ними корабли, да так, надежду потеряв, не дождались, ибо те два судна, богом наказанные, погибли во льдах и люди замерзли все до единого без покаяния, поелику ихней веры поп находился на корабле с Чанслером и потому жив остался.
Без малого год прошел, те корабли с мертвым людом и грузом нашлись около берегов Лапландии. Холмогорские зверобои покойников погребли, товары по указу царя описали, не тронув себе ни на грош.
Царь Иоанн Васильевич отправил Чанслера на родину с грамотой к королю и дарами, но голландские разбойники ограбили Чанслера и с грамотой отпустили.
Во второй приезд в Россию Чанслер пришел на четырех кораблях летом 1556 года по новому летосчислению, а к осени ушли они в плавание обратно.
В тот отъезд царь-государь доверил Осипу, грамоты дал и товару с собой брать дозволил и вкупе с Чанслером через тот Розовый остров, что за Двиной в море, повелел плыть в Аглицкое королевстве ладить дела к мирному и выгодному торгу. От деда моего я, Василий, слыхивал не раз, к острову Розовому пришли карбасы неких купцов холмогорских с людьми и товарами и тоже имели дозволение примкнуть к свите Непеи и на аглицкие корабли погрузиться. Позарился Осип Григорович Непея на выгодный торг за морем, товаров набрал множество на тысячи рублев, да не судил ему бог тем добром распорядиться. Свое дело из рук выпало, а государево удержал. Случилась страшная буря в пути, корабли разбило и
Лорды сановные и сам король Филипп во дворце приняли Непею с почестями, чтили в его лице сильную и богатую русскую державу. Он же передал королю грамоту от царя и восемь десятков шкур соболиных и речь держал. А потом везде Осипа Григоровича водили, показывая, и балы устраивали обществом торговым и суконщики, кои обещание на пиру Непее высказали – „Оплатим-де вам все убытки и потери за наш щет за время пути и бытия в Англии и Шотландии“. Чему он Непея возрадовался. Король же с королевой, по прошествии времени, к его отъезду грамоту ответную Ивану Грозному сочинили, вписав такие слова: „Мы получили от вас письмо о любви и дружбе между нашими державами, привезенное достолюбезным мужем Осипом Непеею. Мы увидели из вашего письма, что вы даровали нашим английским купцам привилегии и льготы. Мы надеемся, что основание нашей дружбы принесет великие и обильные плоды…“
Приписали еще и то о Непее, что он „посланник вел в своем посольском деле себя рассудительно и разумно. Возвратясь к вам сам подтвердит наше королевское расположение к вам и к установлению связей между вашими и нашими подданными…“.
Пробыл Непея в плавании и в Аглицком королевстве со всеми приключениями со 2-го августа 1556 года, Прибыл же в Москву 12 сентября 1557 года. На третий день по прибытии целовал правую руку государя и обедал за одним столом.
Писана сия со старой бумаги с подсказом деда нашего Василия внука Осипова на добрую память всему роду-племени мною Матюшкой Непеиным учеником архиерейской школы в тот год коего государь Петр Алексеевич путешествовал через Вологду на Белое море к Унской губе и к тому Розовому острову, отколь почалась наша торговля с Англией. Аминь…»
– Аминь! – повторил епископ Павел последнее слово грамоты, дочитав ее до конца, и сказал свысока, голос старческий усилив:
– Так вот кто был Непея!.. Надеюсь, уразумел, за какие его заслуги наш великий государь Петр Алексеевич сжалился над расстригой Матвеем, потомком Непеиным, не велел его казнить и истязать за преступление, а повелел быть до самой смерти в Соловецкой обители. Надобно переписать сию грамоту и отослать в Москву, для истории пригодится…
Птенец гнезда Петрова
В литературе, отображающей эпоху Петра Великого, имя «кабинет-секретаря его величества» Алексея Васильевича Макарова встречается нередко. О делах этого незаурядного человека, об исключительном доверии, которое оказывал ему Петр, свидетельствуют многочисленные архивные документы.
Петр Первый умел подбирать нужных ему, умных, находчивых, способных к деятельной службе людей.
Вологжанин Алексей Макаров в этом смысле не был исключением.
И. И. Голиков, собравший во второй половине XVIII века большое количество подлинных документов, относящихся ко времени Петра Первого, так пишет о начале служебной карьеры Макарова:
«Великий государь в бытность свою в Вологде в 1693 году увидел в воеводской канцелярии между приказными молодого писца, именно же сего господина Макарова, и с первого же на него взгляда проникшись к его способности, взял его к себе…»
Не сразу Петр приблизил к себе этого способного к ведению канцелярских дел, крепкого, поворотливого, белокурого вологодского паренька; не сразу Макаров стал близким сподвижником государя. Некоторое время он старательно служил в подведомственной канцелярии Ингерманландского губернатора Меншикова: ведал продажей рыбных ловель и собиранием пошлин с конского поголовья. Порядок, заведенный в канцелярии, и бескорыстная честная служба Макарова не остались незамеченными Петром.