Петр Великий
Шрифт:
Нам уже пришлось говорить о сомнительном успехе этой второй попытки. В следующем году военная флотилия, в свою очередь, оказалась в ряду игрушек, переставших нравиться. Теперь Петр стремился прежде всего иметь торговый флот, и, верный своей манере добиваться намеченной цели, он допускал возможность приобрести его сразу, превратив свое желание в повеление и прибегнув к властным приемам. 4 ноября 1696 года, собрав в Преображенском совет, он решил, что все собственники, миряне и духовенство, обладающие сотней домов и больше, должны были в течение месяца явиться в Москву в поместный приказ для корабельной раскладки, кому с кем быть в кумпанстве для постройки торговых судов. Архимандриты, владевшие недвижимостью в монастырских имениях, не составляли исключения, и патриарх обязан был соорудить два пятидесятипушечных фрегата! Количество снаряженных таким образом судов также было определено. Их приказано было выстроить восемьдесят, а еще восемьдесят государство предполагало построить на своих верфях. Их формы и вооружение были также точно обозначены.
Постройка должна была окончиться
Вся эта громадная затрата времени, энергии и денег снова привела лишь к морской демонстрации, имевшей, однако, известное значение. В августе 1699 года русский корабль переплыл Черное море и вошел в Константинопольский рейд, конечно, с мирными намерениями, доставив двух царских уполномоченных, имевших поручение приступить к заключению окончательного договора. Но все же появление корабля вызвало сильнейшее волнение среди турок. Дипломатические аргументы, просьбы и угрозы – все было пущено в ход, чтобы преградить дорогу этому посетителю. Но Петр настоял на своем. И, в сущности, такой демонстративный характер остался связанным со всей будущностью русского военного флота. Он действовал и достигал цели главным образом нравственным воздействием. Что касается донской флотилии, засевшей в Воронеже благодаря мелководью Дона, ей нельзя было воспользоваться в 1711 году при возобновлении враждебных действий с Турцией. После же потери Азова она сделалась совершенно неприменимой. Часть ее была уступлена тем же туркам, а остальная предоставлена разрушению.
Более серьезным казалось создание северного флота, вызванное войной со Швецией. Первые шаги его были геройскими. Захваченные шведами и принужденные служить лоцманами при нападении на Архангельск, в июне 1701 года два русских матроса, Иван Рябов и Дмитрий Боринов, привели неприятельские корабли под крепостные пушки, где те были разбиты и взяты в плен. Избитые, герои притворились мертвыми и наконец все-таки спаслись. Затем последовало несколько удачных сражений на Ладожском озере, обладание которым осталось за русскими. В 1703 году, после победы у устья Невы, в Олонецке на Олонке были устроены кораблестроительные верфи. Год спустя было основано С.-Петербургское адмиралтейство, а при взятии Дерпта и Нарвы молодой балтийский флот уже помогал в перевозке войск и провианта. В 1705 году он отразил нападение шведов на остров Котлин, в 1706 году захватил в плен под стенами Выборга большое шведское судно, в 1710 году принимал участие во взятии Выборга. Но все-таки еще Финский залив, державший в осадном положении все побережье Балтийского моря, оставался в руках Швеции. Одно только численное превосходство ее войска обеспечивало ей такое выгодное положение. Правда, уже в 1701 году, при свидании с Августом в Биржах, Петр похвалялся своему царственному другу, что обладает восемьюдесятью шестидесяти– и восьмидесятипушечными кораблями, из которых один, построенный по его собственному чертежу, называется «Божье Предвидение». «У этого корабля на носу находится изображение св. Петра; над аллегорическим изображением, также нарисованным самим Петром, лодка, на которой дети пускаются плавать по морю». Петр, бесспорно, составлял чертежи и рисунки, но эскадра, с которой двенадцать лет спустя он предпринял победоносную осаду Гельсингфорса и Боргё, состояла всего из семи линейных кораблей и четырех фрегатов, из числа которых три корабля и два фрегата были куплены за границей.
Эта самая эскадра, сопровождавшая флотилию из двухсот галер и других мелких суденышек, участвовала в первой значительной морской победе, какой могут гордиться летописи русского флота, – в сражении при Гангуде (Ганго-Удд), где 25 июля 1714 года шведский адмирал Эреншёльд отдал свою шпагу Петру Михайлову. Эскадра опустошила в 1719 году берега Швеции, а в 1721 году, дозволив генералу Лесси совершить высадку на шведский берег, сильно содействовала ускорению Ништадтского мира. Но победоносными делали эти выступления, по большей части сохранявшие характер демонстраций, численность и качество войск, находившихся на флотилии. Так, Апраксин имел при себе в 1719 году двадцать семь тысяч человек пехоты. Битвы, происходившие неизменно в очень близком соседстве от берегов, тоже не были похожи на настоящие морские сражения. Там господствовал элемент сухопутный и обеспечивал успех.
В общем, как с точки зрения военной, так и с точки зрения торговой, Петр приложил много бесплодных стараний, чтобы обратить русский народ в мореплавателей. Жители обширного пространства, окаймленного морями, далеко не гостеприимными, не были виноваты, что не сумели приспособиться к фантазии своего царя. В торговом отношении Россия до сих пор остается данницей иностранных флотов. Военный флот Дона со своими подражаниями галерам голландским, английским, венецианским оказался затеей дорогой и неудачной. Необходимость уменьшить осадку даже не позволила воспроизвести основные мореходные качества взятых образцов. Благодаря более благоприятным местным условиям и опыту, приобретенному государем, его северные верфи удались лучше. Они даже внушили некоторое беспокойство Англии, однако, как доказали последствия, забившей тревогу слишком рано. Неумеренность и поспешность – два недостатка, свойственные всем созданиям великого мужа, – здесь, как и в других случаях, помешали успеху стараний. Лес, употребленный в дело, был слишком сыр, оснастка плохого качества, матросы не были обучены. Течь, потеря мачт, неопытность и неподготовленность команды, наскоро набранной, уносимой
Петр пошел слишком быстрыми шагами, а главное, хотел зайти слишком далеко. Создать в России флот было прекрасной мыслью, превратить Россию в Голландию – безрассудным намерением. Учреждая в двадцати пяти местах своей империи, иногда очень далеких от моря, верфи, последовательно заброшенные, заменяя канцелярию мореплавательных сооружений во Владимире адмиралтейской канцелярией в Москве, причем оба пункта находятся от моря на расстоянии более шестисот километров, Петр придал своему созданию характер искусственности, сохранившейся и по сие время. Перенесенные позднее в С.-Петербург вместе с канцелярией военного флота (1712 г.), сосредоточенные окончательно в новой столице совместно с коллегией адмиралтейства (1719 г.) предприятия могут показаться предназначенными главным образом для доставления царю развлечения и иллюзии. Без сомнения, они содействовали если не обоснованности, то предоставлению некоторых веских аргументов оппозиции, с какой пришлось столкнуться всей деятельности Преобразователя, к чему мы вернемся в заключении.
Глава 8
Оппозиция. Царевич Алексей
Деятельность великого преобразователя и трудности, с какими ему приходилось бороться, плохо оценены были даже людьми, равными ему по положению. «Он обрабатывал свой народ, как крепкая водка железо», – сказал великий Фридрих, может быть, не без чувства зависти. Сравнение несправедливо. Перед жестоким и внезапным нападением на свои привычки, понятия, чувства, напоминающим удары молота и топора скорее, чем медленное действие кислоты, русский народ не оставался совершенно пассивным. В наиболее резких проявлениях своего гнева и мстительности Петр часто только противопоставлял насилие насилию. То доказывается протоколами Преображенского приказа. «Разве это царь? – воскликнул в 1698 году узник, подвергнутый допросу. – Это турок! Он ест мясо по средам и пятницам и приказывает жарить себе лягушек! Он заточил свою жену и живет с чужестранкой! Разве это царь?» Крик удивления, смешанный с негодованием, чаще всего выражал возмущение оскорбленной совести. И следует рассуждение: «Не может быть, чтобы этот человек, для которого не существует ничего заветного из того, что в течение веков составляло веру и жизнь святой Руси, родился от русских людей. Это, наверное, сын немца. Это сын Лефорта и немки, подложенный в колыбель вместо сына Алексея и Натальи. Настоящий Петр Алексеевич остался за границей в 1697 году. Немцы его не пустили, а на его место прислали самозванца. А может быть, это сам антихрист». «В 1701 г. писатель, по имени Талицкий, был присужден к смерти за печатное распространение последнего предположения, и позднее Стефан Яворский сочинил книгу, которая должна была доказать ложность такого утверждения цитатами из Апокалипсиса». В 1718 году, проезжая через деревню по дороге в Петербург, один иностранец увидел толпу в триста или четыреста человек. Священник, к которому он Обратился с вопросом, что такое здесь происходит, ему отвечал: «Наши отцы и наши братья лишились бород; наши алтари – своих слуг; самые святые наши законы нарушены, и мы стонем под игом иностранцев!» Таким образом подготовлялось восстание.
Кара, постигая стрельцов, правда, разбила дружные попытки мятежа; но единичные случаи возмущения и даже сопротивления все-таки повторялись часто. Они проявлялись иногда наивным и трогательным образом. Бедный дворянин принес в церковь и положил перед образом в присутствии царя писаную жалобу, обращенную к Богу. Но чаще всего пораженный в самое больное место, фанатичный последователь «Домостроя» подымал руку и пытался ударом ответить на удар. Покушения на особу царя повторялись из года в год. В 1718 году ла Ви сообщает о новом покушении, двадцать девятом по счету с начала царствования. «Нет никакого сомнения, – пишет Кампредон в 1721 году, – что сейчас же после смерти царя это государство вернется к прежнему образу правления, о котором все его подданные втайне вздыхают».
Конечно, оппозиция не была настолько всеобщей, чему вскоре получились доказательства. Все более робкая и слабевшая по мере того, как новый строй упрочивался в силе и крепости, она была бессильна серьезно воспрепятствовать его развитию, но окончательно все-таки не исчезала. Элементы, ее составлявшие, побуждения, ее вдохновлявшие, способы действий, ей свойственные, ее дух и характер ясно обрисовываются и вполне высказываются в мрачной истории, печальным героем которой был старший сын Петра. И, желая высказаться так же ясно, мы остановим главное свое внимание на этом элементе движения, составляющем предмет обзора этой последней главы.
Задача наша в этом отношении облегчается и усложняется одновременно многочисленностью трудов, опередивших нас на этом пути. Целая литература – история, роман, драма, поэзия – пыталась во всех странах и на всех языках воскресить трагический образ несчастного царевича. Во Франции блестящий писатель придал несколько сухой работе русских историков личное очарование ярко-образного языка. Нам хотелось бы избежать повторений. Однако нам кажется, что облик событий и действующих лиц не выяснился до сих пор среди обрисовки, часто обаятельной, со всей желательной определенностью и возможно большей долей истины. Мы не берем на себя смелость утверждать, что наша задача удалась, как мы того желали, и просим у читателя снисхождения ввиду приложенного нами старания.