Пётр второй
Шрифт:
Лишь через несколько дней Ксения смягчилась. И виной тому в большой степени стали их сыновья Борис и Пётр.
А ежедневный крестьянский труд и общие заботы о детях и доме постепенно сгладил взаимные обиды в семье Петра Кочета.
Из-за налаженного быта из года в год постепенно супругам Кочет становилось жить всё легче и легче. Да и сыны подрастали и всё больше помогали по хозяйству.
В конце весны, летом и ранней осенью 1909 года, подросшие первоклассник Борис и дошкольник Пётр, попеременно с родителями, уже частенько одни пасли
После уборки урожая Ксения навестила своих родителей в деревне Котлы, где сфотографировалась им на память.
Для этого она дома красиво приоделась и обулась в свои любимые праздничные женские башмаки (чаравики), специально изготовленные для неё на заказ.
Такую обувь все зажиточные крестьянки их деревни носили только по праздникам.
В приданом Ксении были и женские сапожки, и нарядные башмаки на толстой подошве с совсем невысоким голенищем, перешедшие старшей дочери от матери.
И она их тоже надевала по праздникам, остальное время бережно сохраняя в сундуке.
Ксения вообще как-то внутренне абстрагировалась от многих деревенских обычаев, укладов и местной моды.
Видимо всё-таки через поколения сказывалась её шляхетская и дворянская кровь.
Поэтому она фотографировалась не в традиционном праздничном деревенском наряде, а в том, что ей самой по-правде нравилось.
Она словно предчувствовала последнюю возможность запечатлеть себя для родителей, семьи, детей и потомков.
Но в 1910 году Ксения неожиданно скончалась от неизвестной и скоротечной болезни, оставив мужа одного с сыновьями. Борису тогда было уже девять, а Петру шесть лет. Сыновья не видели, как соседки обмыли их умершую мать, и одели в заранее приготовленную одежду.
Ксения уже чувствовала, что умирает и попросила ухаживавших за ней в последние дни мать и свекровь приготовить длинную рубаху на случай своей смерти.
Не желавшие мириться с неожиданной утратой, женщины, во главе с Анной Васильевной, украсили голову Ксении венком из цветов, как обычно украшали умерших девушек и невест. После этого гроб поставили на лавку головой в угол горницы, и пустили сыновей проститься с матерью.
Тут же со старшей дочерью попрощался и её отец Мартын Николаевич Раевский.
Мальчики, особенно младший Петя, не понимали, что случилось с мамой. Почему она не встаёт и не гладит их по головке, приговаривая ласковые слова. Хоть Пётр Васильевич и воспитывал из них настоящих мужиков, но все дети всё равно всегда любят материнскую ласку.
На второй день, после многочисленных прощаний и причитаний, где громче всех голосила Анна Васильевна, и отпевания отцом Сергием в Православной Церкви Рождества Святого Иоанна Крестителя в Пасынках, двадцатишестилетнюю Ксению Мартыновну похоронили на местном старом деревенском кладбище недалеко от часовни Святой Анны.
После похорон, как обычно, родственники и соседи собрались в доме усопшей на
Белорусы ежегодно, и четырежды в год, справляли дни всеобщего поминания (радзщеляу) всех умерших родственников (дзядзы).
А главным поминальным из этих дней считалась «радутца», отмечавшаяся во вторник после пасхальной недели.
В конце весны 1911 года, помянув Ксению, Пётр начал рытьё нового колодца, так как старый колодец, оставшийся ещё от прежних владельцев земли, сильно прогнил и обветшал.
А свои колодцы были во всех крестьянских дворах их деревни Пилипки.
И теперь, сделав сруб из дуба и ольхи, он вырыл в своём хозяйственном дворе колодец глубиной около шести метров, из которого воду также поднимали с помощью журавля.
А на окраине их деревни к тому же был ещё и обустроенный родник.
Но крестьяне не только пили чистую воду из родника, но и «пили из родника знаний».
При поддержке родителей крестьянские дети тянулись к школе.
Вот и постоянная тяга младшего Петра к знаниям помогла ему, уже после смерти матери, успешно начать с сентября 1912 года обучение в церковноприходской школе в ближайшем селе Пасынки под присмотром двоюродного деда – настоятеля местной Православной Церкви Рождения Святого Иоанна Крестителя – Сергея Климовича.
Отец послал его учиться в Пасынки, не только как более способного из двух сыновей, но и с целью облегчения своей участи. Ведь его старший сын Борис, сильный и большему обученный, лучше помогал ему по хозяйству.
И теперь, оставшийся в деревне без младшего брата, Борис, ни сколько скучал, сколько завидовал младшему, пусть временно, но зато рано и вне очереди вырвавшемуся из-под родительского крыла.
– «Вось (вот) и добра (хорошо), Пеця, што цябе бацьки (родители) даслали да мяне. Вывучышся тут и чалавекам станеш. Не будзеш ад (от) бацькавай (отцовской) капрызе (прихоти) пакутаваць (страдать)!» – обрадовал Петю Сергей Климович.
– «Як гэта (как это), дзядуля (дедушка)?» – удивился Петя.
– «А вось (вот) так. Каму бацьки даюць у спадчыну (в наследство) зямлю? Старэйшаму! А табе Што рабиць (делать)? У прыймаки (примаки) исци (идти)?» – продолжил служитель культа.
– «А хто гэта (это) такия?» – удивился внучатый племянник.
– «А вось (вот) слухай!».
И Сергей Климович подробно и в лицах рассказал внучатому племяннику, кто такие примаки.
У крестьян Западного Полесья были большие семьи и много детей.