Петроградская повесть
Шрифт:
11. МАТРОСЫ
— Эй, выходи окопы рыть! На окопы!
Высокие заводские ворота, мимо которых мы шли, широко распахнулись. На улицу хлынула толпа. Тут были подростки, женщины, пожилые рабочие. Многие поверх пальто и ватников подпоясаны ремнями, в руках лопаты, ружья, а то, глядишь, двое тащат на палке моток колючей проволоки.
Откуда-то появился грузовик, и с него стали раздавать шинели и винтовки. Молодые парни
«Все на фронт! Разобьём банды Керенского!» — было написано на белом плакате рядом с воротами.
— Дяденька! А матросов здесь нет? — спросил Любезный у худощавого парня, надевавшего на ремень патронташ.
— Зачем тебе матросы понадобились?
— Офицеры наших забрали, вот он знает. — Любезный подтолкнул меня вперёд.
Несколько человек окружили нас и стали расспрашивать.
— У нас тоже одну старуху на днях укокошили, — вставил кто-то.
— Погоди ты со своей старухой. Где офицеры, ребята, на какой улице?
Им нужно было знать, как называется улица, на которой всё произошло. Но как раз этого я и не мог сказать. Я совсем не обратил внимания на то, как она называется. Дом я, конечно, помнил. Но опять-таки не по номеру. Если бы меня подвели к нему, я бы сразу узнал.
— Там такое крыльцо, — пытался объяснить я, — на нём две тётки стоят, голые…
— Тётки голые?
— Они не настоящие, они каменные.
Вокруг начали хохотать, но мне было не до смеха. Я едва сдерживался, чтобы не зареветь.
— Там трамвай недалеко… — бормотал я.
Но меня спрашивали, какой номер, и я опять не знал.
— Там церковь…
— Мало ли церквей в городе!
Неожиданно раздалась команда: «Стройся!»
Парни побежали на свой места в шеренге.
— Эх, ты! Разве дома по тёткам запоминают? — заворчал на меня Любезный, но, заметив, должно быть, как сильно я удручён, замолчал и стал угрюмо озираться вокруг.
— Матросы! Гляди! — закричал он.
Прямо на нас вдоль улицы мчался грузовик. В кузове плотно, в несколько рядов, сидели моряки в чёрных бушлатах. Поблёскивали примкнутые к стволам винтовочные штыки развевались по ветру ленточки бескозырок.
«Неужели мимо?» — подумал я с ужасом и бросился наперерез грузовику.
Пронзительно заскулили тормоза. Грузовик мотнулся в сторону от меня на тротуар. Сажени две его проволокло на застывших колёсах, потом дёрнуло, и он встал. Матросы, сидевшие в кузове, вповалку попадали друг на друга.
Чья-то рука больно схватила меня за ворот.
— Спятил! Шкет! Ещё бы секунда, и вместо тебя одно мокрое место осталось!
Это матрос.
— Постойте, дяденька матрос! Разве вы меня не узнали? Я вам ещё кастрюлю давал, помните? Вы ещё так кулеша наелись, что сказали: «Живот тугой стал, как барабан».
Я почувствовал, что рука, сжимавшая мне ворот, ослабла.
— Постой-ка… — Матрос оглядывал меня с удивлением и как будто старался что-то припомнить. — Панфилов! Слышь, Панфилов, греби-ка сюда, — позвал он.
Из кузова выпрыгнул на мостовую знакомый мне рослый моряк. На высоком бедре его теперь грузно свисал огромный пистолет в полированной деревянной кобуре.
— Ты этого мальца помнишь?
— А как же! Мы с ним старые друзья. — Панфилов как равному протянул мне свою большую руку, и я обеими руками сжал её изо всех сил.
— Ого! Крепко жмёшь! Сразу видно, что кулешом питаешься. — Матрос засмеялся, но его слова вызвали во мне боль.
— Я б-больше не п-питаюсь, — шмыгая носом, пробормотал я. — Дядю Серафимова офицеры у-у…
Я не мог ничего больше выговорить, слёзы подступили к самому горлу. Я только подвинулся ближе к Панфилову и крепко прижался лицом к рукаву бушлата. Оба матроса озадаченно переглянулись.
А грузовик уже опять вырулил на мостовую.
— Вот что, дружище, у нас, видишь ли, срочное задание.
Я почувствовал, что Панфилов осторожно отодвигает меня, и в испуге прижался к нему ещё крепче.
— Не пускает… — усмехнулся круглолицый и почему-то вздохнул.
— Тогда давай с нами — там разберёмся. — Панфилов подхватил меня и поднял к борту машины. Несколько рук протянулись ко мне из кузова.
— Постойте! — закричал я, вспомнив про Любезного. И вдруг увидел его хитроватую физиономию. Он уже сидел в машине и подмигивал мне.
И вот наш грузовик мчится на полной скорости вдоль прямой как стрела улицы.
Я сижу среди моряков, ощущая плечом руку Панфилова. Я ничего ещё не успел рассказать ему, и теперь из-за грохота, с которым мчалась машина, говорить было нельзя. Но впервые за всё это время я чувствовал себя совсем спокойно. Матросы теперь с нами. Я сам — с матросами. И грузовик несётся через город, как большой снаряд.
12. САБОТАЖ
— Налево! — закричал Панфилов и стал барабанить кулаком в стену кабины.