Петроградская повесть
Шрифт:
Она повернулась и, часто оглядываясь, быстро пошла, почти побежала к воротам.
И тут как раз появился Панфилов. Он шагал к нам широко, стремительно, и за ним семенил Любезный.
Увидев их, студент бросился бежать через улицу.
— Стой! — закричал матрос.
Я видел, как Панфилов вскинул высоко вверх свой револьвер. Гулко лопнул воздух, и синее облачко дыма возникло над его головой.
Студент не остановился. Наоборот, он побежал быстрее, держась рукой
Он хотел поскорей завернуть за угол.
— Стой! Стрелять буду! — опять закричал матрос.
Он замер на месте и, подпирая левой рукой револьвер, стал делиться.
— Не стреляйте! — раздался отчаянный крик, и я увидел, как девушка метнулась к Панфилову и схватила его за рукав.
Студент в это время обернулся на бегу и, наугад, не целясь, выстрелил подряд два раза и скрылся за углом.
Несколько солдат выскочили из дверей «Хижины дяди Тома» и бросились вслед за студентом. За ними мчался Любезный, а девушка всё цеплялась за матроса, но он уже не отталкивал её от себя, а, наоборот, чуть наклонившись, подхватил вдруг на руки и понёс к садовой ограде.
Он положил её на широкий выступ ограды. Рука девушки повисла безжизненно, как плеть.
От ворот спешил Малинин. Его обогнали два солдата в обмотках. Они поставили на панель брезентовые носилки и положили на них девушку.
— Удрал? — спросил Малинин.
Панфилов с угрюмым видом сунул в кобуру свой револьвер. Одна рука у него была в крови. Он поднял с панели несколько опавших кленовых листьев и стал обтирать ими руку.
— Что, и тебя задело? — спросил Малинин.
— Это её кровь, — сказал матрос.
15. ДОПРОС
Вслед за Малининым мы с матросом прошли мимо часового, поднялись по крутой каменной лестнице, где на верхней площадке стояла пушка, миновали большую людную прихожую и очутились в коридоре, конец которого терялся вдали. Хотя давно уже был день, здесь горели жёлтые электрические лампочки, свисающие с потолка на длинных витых шнурах. В коридоре было так тесно от людей, что трудно идти.
Малинин рывком открыл высокую дверь с надписью «Классная дама». Но эта надпись была зачёркнута и сверху карандашом написано: «Комендатура».
Мы вошли в продолговатую комнату без всякой мебели. Брезентовые носилки с девушкой стояли у окна. Мужчина в очках, в белом халате и в белом колпаке взял с подоконника блюдце и протянул его Малинину.
— Вот полюбуйтесь, — сказал Он. — Чуть повредила грудную клетку и застряла в ребре. Ничего опасного для жизни. Неделя строгого постельного режима,
На блюдце лежала маленькая, чуть сплющенная с одного конца оловянная пулька.
— Вы можете взять её себе на память. — Он повернулся к девушке и засмеялся. — Когда будете выходить замуж, покажете своему жениху.
Под головой у девушки была подушка в грубой больничной наволочке. Глаза были открыты, и они казались совсем чёрными на бледном лице.
— Где вы живёте? — спросил доктор. — Вам нужен полный покой.
— Я живу здесь, — сказала девушка.
— Здесь, в Смольном?
— Да. Северная половина, комната двадцать один.
— Тогда мы отправим вас домой. Нет, нет, не вставайте. Я вызову санитаров.
Малинин отозвал доктора в сторону:
— Скажите, мы можем задать ей несколько вопросов?
Доктор поднял плечи к самым ушам.
— Ну что же, — сказал он, — если это требуется для революции… Но только помните, она не должна волноваться. Мне следует уйти? — спросил он.
— Необязательно, — ответил Малинин и обратился к девушке: — Вы знаете человека, который стрелял?
— Да, это мой знакомый, — сказала она тихо.
— Вы работаете здесь?
— Я работаю в машинном бюро. Я вышла на одну минуту. Они меня ждут…
— Понятно, — сказал Малинин. — Скажите, это был студент?
— Нет, юнкер.
— Из какого училища?
— Из Павловского.
— Фамилия?
— Ярославцев, Сергей.
— Зачем он тут оказался?
— Он приходил ко мне.
— Просто так, повидаться?
— Не совсем. Он хотел предупредить меня об опасности, которая грозит нам. Так он считает.
Малинин оглянулся через плечо на Панфилова, который стоял у стены и смотрел на девушку. Теперь он тоже подошёл к ней.
— Вам не показалось, что они затевают что-нибудь? — спросил он.
— Мне показалось. Но больше он ничего не сказал. Он только хотел, чтобы я никому не говорила об этом. Но ведь это касается не только меня. — Ресницы её дрожали; она то вспыхивала, то снова бледнела.
— Ещё один вопрос, — сказал Малинин. — Он сказал, когда наступит опасность?
— Да. Он сказал, чтобы я ушла отсюда и не приходила по крайней мере два дня. Он сказал, что здесь прольётся много крови.
Малинин и матрос снова переглянулись.
— Ну, спасибо. Поправляйтесь.
Когда мы вышли из комнаты, он вдруг взял меня за плечо и спросил:
— Ты сам видел, что из фургона выгружали ящики с патронами?
Но я не рассказывал ему про эти ящики, я рассказывал о них только Панфилову, значит, матрос сам передал ему всё.