Петропавловская оборона
Шрифт:
Но «все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею оставались тщетными», -• писал с своем донесении Завойко.
Не отвечая на дальние выстрелы, батарея открывала: огонь лишь в том случае, когда суда противника пытались продвинуться к входу в гавань. Вот как очевидец описывает геройское сопротивление второй батареи: •
«Три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра
бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разры-лаются над батареей, но защитники ее холодны и молча63 ..пнвы. Они курят спокойно трубки и не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они
Состав батарейной прислуги- редел, но эту брешь сейчас же заполняли добровольцы из стрелковых отрядов, матросы, штабные писаря, солдаты..63 Вот писарь Петр Томасов, выпросившийся стать у пушки. Он «исполнял свои обязанности при орудии, не взирая на смертельный огонь, с примерною храбростью и хладнокровием», — говорит о нем рапорт.
На подноске кокоров — зарядов к пушкам отличались кантонисты — дети камчатских моряков. Они «исполняли в продолжении военных действий свои обязан-я ости с превосходною расторопностью и были так веселы. что нередко по окончании сражений тотчас начинали спускать кораблики», — доносил Завойко генерал-губернатору Восточной Сибири. Один из кантонистов в бою 20 августа был убит. «У одного, и именно Матвея Хра63 мовского, имеющего 10 лет. — одну руку оторвало, а другую ранило, и других некоторых легко ранило. Кантонист Храмовскнй с удивительной твердостью духа перенес сделанную ему операцию, заключавшуюся в отнятии правой руки у плеча и мизинца у левой».64
Нельзя не отметить и малозаметный на первый взгляд, но приободривший артиллеристов подвиг простой русской женщины — поселыцицы Харитины, разносившей по ба-
тареям пищу бойцам. Вот ее незатейливый рассказ, записанный Юлией Завойко:
«Иду, — говорит она, — с узлом, а над головой вдруг свистит, страшно свистит, так я и присяду, либо под забором прилягу; да и думаю себе, когда же приду-то коли все так будет? Двум смертям не бывать, одной не миновать. Нечего им кланяться, пусть себе свистят. Ну. встала и, перекрестившись, пошла дальше. Ко всем снесла... Никого не забыла, ведь проголодались, сердечные...»
В течение девяти часов вторая батарея выдерживала огонь восьмидесяти орудий противника. Не раз были в эти часы критические моменты, но всегда выручала находчивость батарейной команды и помощь товарищей. Когда командир передал, что запас пороха истощается, на выручку пришли аврорцы. Мичман Фесун погрузил порох на весельный катер и на глазах у англо-французов отчалил от «Авроры», чтобы подойти к Кошке, на которой находилась батарея. Неприятель сразу же заметил это движение: несколько его орудий открыли пальбу по катеру. С шипением падали вокруг ядра, подымая столбы воды. Стоило одному из. них зацепить катер, как от Фесуна и матросов-гребцов осталось бы лишь воспоминание. Однако боевое питание было доставлено батарее как раз в нужный момент, и она продолжала бесперебойно стрелять.
Дважды, как только англо-французам казалось, что батарея начинает замолкать, фрегаты выпускали дымовую завесу, под прикрытием которой пароход «Внраго» бросался к -гавани.
«Иди, иди, дружок, авось удовольствуешься
Командиру «Впраго» но оставалось ничего иного, как •ёыстро поворачивать полным ходом назад.
Рассчитывая, что все силы петропавловцев сосредоточены у Кошки, Депуант отдал распоряжение корвету «Эврндика» и бригу «Облигадо» высадить десант на перешейке, соединявшем Сигнальную и Никольскую горы. Этот перешеек, говорил руководитель фортификационных работ военный инженер поручик Мровинский, «можно считать ключом позиции», овладение которым означало бы смертельную угрозу для порта. В самый разгар артиллерийской борьбы за вход в гавань «Эвридика» и «Облигадо» под всеми парусами двинулись к перешейку и открыли огонь по третьей батарее. В двенадцать часов дня пароход потащил к берегу на буксире шлюпки с десантом.
Но и здесь врасплох русских застать не удалось. Меткие выстрелы третьей батареи, находившейся на перешейке, не дали неприятельским шлюпкам даже приблизиться к берегу. Одно из ядер, пущенных батареей, потопило бот, причем вместе с ним на дно ушла целая десантная группа. Попало ядро также и в корвет.
В двенадцать часов тридцать минут по приказанию главного командира лейтенант Анкудинов, артиллерии прапорщик Николай Можайский вместе с шестью матросами были направлены на третью батарею для исправления поломок.
В час.тридцать подбитые орудия были исправлены. И это было сделано более чем своевременно. Батарея сумела отбить и вторую попытку неприятельских шлюпок подойти к перешейку.
В шесть часов вечера сражение закончилось. С русской стороны в нем участвовали четыре батареи и несколько стрелковых партий. При каждом удобном слу- • чае в артиллерийский поединок с противником вступали фрегат «Аврора» и транспорт «Двина». В продолжение дня с «Авроры» было сделано 124 пушечных выстрела, в том числе выпущено десять бомб. Но роль «Авроры» этим не исчерпывалась. Люди с фрегата были лучшими пушкарями на батареях, выбивали вражеский десант, ремонтировали орудия. Прибывший на фрегат в семь часов вечера главный командир порта генерал-майор Завойко объявил благодарность команде «Авроры» за успешные действия против неприятеля.
Сражение было очень нелегким. Две русские батареи оказались выведенными из строя. Из одиннадцати пушек второй батареи в исправности остались три. Но зато в каком состоянии оказалась союзническая эскадра! В зрительную трубу можно было видеть развороченные борта, порванные снасти, сбитые реи. Даже издали было заметно, как резко накренился на правую сторону пароход «Вираго», как растрепан корпус фрегата «Форт». На дальнейшее продолжение боя / контр-адмирала Депуан-та иехватило ни воли, ни смелости. Эскадра вышла далеко из радиуса действий петропавловских батарей и снова бросила якоря.
Англо-французы не сумели использовать ни свое численное превосходство, ни преимущество своей артиллерии и проиграли сражение.
В письмах на имя жены Завойко сообщал: «Сегодня день был жаркий... В город падает много бомб, и многие не разрывает. Убито до десяти человек, раненых столько же. Не любят французы и англичане штыков, удалились от них. Работы жаркой будет дня два, три. Флага мы им не отдадим ни одного, исстреляем весь порох, сожжем суда...
Будь покойна, ежели будет десант, мы его возьмем в штыки — тут наша" возьмет... Отстоим с честью, сохраним русское имя и покажем в истории, как русские сохраняют честь отечества».