Петропольский цикл. Дилогия
Шрифт:
— Спокойствие соблюдай, — посоветовал я. — У меня самого в голове только недавно все разложилось по полочкам. Обыск, учиненный в доме Епифановых, вторжение в нашу обитель и смерть Скорохватова — события одного порядка.
— То есть это сделал один и тот же человек? — уточнил Кубинец.
— Именно, — подтвердил я.
— И ты знаешь — кто? — осторожно спросил Гонза.
— Знаю, дорогой, знаю.
— А почему я не в курсе? — возмутился он.
— Потому что тебе пока не положено ничего знать! — отрезал я. —
Кубинец обиженно умолк. Несколько минут он со мной не разговаривал, переваривая услышанное. Затем миролюбиво поинтересовался:
— Куда едем?
— Домой. Пора немного отдохнуть от трудов праведных… — Я протяжно зевнул. — Признаться честно, спать хочу дико!
— Это доказывает, что по ночам спать надо, а не прогуливаться по городу в компании девушки, демонстрируя ей свой героизм швырянием грабителей в воду! — проворчал Гонза.
Ах, мерзавец! Всегда-то он в курсе всего, партизан-самоучка!
Я грозно взглянул на Кубинца.
Гонза хохотнул и объяснил:
— Мне София обо всем рассказала. В отличие от тебя, она проснулась рано утром и куда-то успела смыться. Какие-то неотложные дела, связанные с ее бизнесом… А тебя еще пыталась разбудить Сфинкс.
Очень ей хотелось поговорить о твоем моральном облике и о растлении телохранителей.
Я улыбнулся, хотя известие об отсутствии Химеры дома мне не очень понравилось.
— Она не говорила, когда придет? — спросил я.
— К вечеру, — отозвался Кубинец.
Направляя катер к родному причалу, я окончательно утвердился в решении созвониться с Григорием Лесником и договориться о проведении весьма неприятной, но необходимой операции, без которой я не мог доказать свои умозаключения.
ГЛАВА 46
Вернувшись домой, первым делом я отдал должное супу с гусиной печенью и узбекскому плову, приготовленным Яном Табачником на обед. Потом прошел в гостевой кабинет, где, расположившись удобно в кресле, вздумал подремать, пользуясь свободной минуткой. Но намерения мои были пресечены Гонзой Кубинцем, которому любое замедление расследования претило, как дикому скакуну уздечка и седло.
— Чего разлегся? — спросил Кубинец. — Что предпринять намерен?
— Для начала выпью пива, — лениво потягиваясь, сообщил я.
Покинув кресло, демонстративно прогулялся на кухню и принес три бутылки светлого «Туровского». Расставив их на столе, откинулся в кресло, закинул ноги на стол и откупорил первую.
— Что, на эпидемию повального пофигизма нарвался? — поинтересовался Кубинец.
— Угу, — кивнул я, переливая пиво из бутылки в бокал. — Именно так.
— Тебя это дело еще не достало? — Гонза стащил треть моего личного запаса, нагло открыл емкость и составил мне компанию.
— Сидит в печенках, — сдувая пену, сообщил я.
— Но ты предпочитаешь активным действиям, которые в итоге ведут
«Опять „Вишневый самурай“! — простонал я мысленно. — Никуда мне от него не уйти!.. Придется развенчать сей славный образ, романтический до крайности, а на деле — такой кровавый и фальшивый!»
— Ладно, ты меня уговорил, — согласился я, подтаскивая к себе телефонный аппарат.
Набрал уже вызубренный наизусть номер Лесника. Я звонил ему сразу на трубку, чтобы не гонять зря по полицейскому участку поручиков в поисках босса.
— Здравствуйте, инспектор, — вежливо поздоровался я, когда гудки сменились уличным шумом Невы.
— Туровский, ты, что ли? — изумился Лесник.
— Именно, инспектор. Нужна ваша помощь.
— Говори, не томи. Уже сколько дней жду, когда ты разродишься! — бодро заявил Лесник.
— Требуется разрешение на эксгумацию тела Троя Епифанова.
Возглас удивления раздался с двух сторон одновременно. Кубинец чуть не выронил пивной бокал. Благо, по пути подвернулся письменный стол, и бокал с грохотом утвердился на полированной древесине… Григорий чуть не упустил телефонную трубку, которая бы немедленно затонула в невских водах.
— Ты в своем уме?! — воскликнул Лесник.
— Это очень важно, инспектор. Только так можно доказать причастность убийцы ко всем преступлениям.
— Ты вообще представляешь, как достается такое разрешение? — возмутился Григорий.
Судя по металлическим ноткам в его голосе, тяжелым трудом и высокой ценой.
— Теоретически да, а на практике никогда с этим не сталкивался, — ответствовал я.
— Зачем тебе эксгумация? — напрямую спросил Лесник.
— Я утверждаю, что в могиле лежит вовсе не Трои Епифанов.
Лесник поперхнулся, раскашлялся, а потом осторожно спросил:
— И кто же там лежит?
— Не знаю. Думаю, сие выяснят эксперты, — беззаботно ответил я.
— Ты уверен в своих предположениях? — уточнил Лесник.
— Абсолютно. Мало того, я убежден, что Трои Епифанов жив.
Григорий Лесник надолго умолк, тяжело дыша. Воспользовавшись образовавшейся паузой, я опустошил половину кружки.
— Сейчас же свяжусь с прокурором и попробую что-нибудь сделать, — замогильным голосом заявил Лесник и отсоединился.
Гонза Кубинец взирал на меня с благоговейным ужасом в глазах. Изложенную схему он не понял, возможно, оттого, что не обладал всей совокупностью сведений, собранных мною. Объяснять ему я ничего не стал. Допил пиво и выбрался из кресла. Остаток вечера я намеревался провести в Хмельном подвале, подготовляя посуду, аппаратуру и сырье для новой партии пива.