Петровские дни
Шрифт:
— Княгиня! Вы у меня в доме, и если вы знаете благоприличия, то должны знать, что хозяина гости не поносят… — отозвался князь, сердясь, но сдерживаясь.
— Старая образина. Шестьдесят лет, а ещё, гляди, не напрыгался. Греховодник. Погоди. Я тебя вот научу по-своему.
— Но позвольте, княгиня. Ведь я могу, наконец, позвать людей и вас попросить вон отсюда.
— Зови. Пусть тащат. Срамись. А как вытащат на двор силком — вот тебе Господь Бог — я опять войду. Так и будем прохлаждаться до вечера. А завтра с утра
Князь стоял пред женщиной, не зная, что делать. Через минуту он повернулся и пошёл из залы.
Прошёл час… Князь был у себя в кабинете и ходил из угла в угол.
Княгиня сидела на том же месте в зале и всем, кто проходил мимо, говорила:
— Срамники. Идолы. Погоди. Я вас проберу.
Через час, по приказанию князя, запрягли карету и подали.
Малова явилась в залу… И обе сестры выехали из дома Козельского.
XXX
Через полчаса Сашок был позван "немедля нимало" к князю и, войдя, нашёл его шагающим взволнованно по комнате. Он ещё ни разу не видал дядю с таким лицом и взглядом.
— Я за тобой послал по важному делу, Александр, — заявил он сухо. — Очень важное для меня, да надеюсь поэтому, что и для тебя. Я оскорблён. С дамы взятки гладки! А мужчине можно отплатить, чтобы душу отвести и не оставаться в долгу. Ну, отвечай на мои вопросы толково, не переспрашивай и не молчи, разинув рот.
Князь сел и показал племяннику место против себя.
— Говори… Я тебе дядя? Родной дядя?
Сашок приглядывался, соображал и медлил с ответом.
— Ну вот и готово! — воскликнул князь.
— Что-с? — оробел молодой человек.
— Я тебя просил и опять прошу, — громко и мерно произнёс князь. — Про-о-шу!.. Сде-е-лай ми-и-лость. Отвечай! Отве-е-ча-ай на вопро-о-сы!
— Слушаюсь. Буду отвечать, — едва слышно и скороговоркой сказал Сашок.
— Я тебе дядя? И родной дядя?
— Точно так-с.
— Любишь ты меня?
— Да-с. Я вас…
— И меня за грош не продашь?
— Что вы, дядюшка. Я готов, если…
— Коли меня начнут бить, заступишься или будешь глядеть?
— Что вы, дядюшка? Я за вас…
— Если меня человек, дурак оголтелый или из ума выживший, оскорбил, будешь ты с этим человеком якшаться и дружество водить? Ну-ка, отвечай.
— Ни за что, дяденька. Я эдакому человеку при случае тоже…
— Ну, ну…
— При случае тоже не спущу.
— Ну вот спасибо. Поцелуемся.
И оба, поднявшись с места, расцеловались и опять сели.
— Ну вот, Александр. Стало быть, ты так и поступи! Как только где встретишь Павла Максимовича Квощинского, так его тотчас хлоп в морду.
— Что вы, дядюшка! — ахнул Сашок.
—
— Дядюшка!
— Знаю, что дядюшка. Не желаешь?
— Я… Я… Я должен вам доложить… — начал молодой человек отчаянным голосом.
— Что?
— Должен доложить, что я на его племяннице собрался жениться… Как же мне…
— Ты сказывал, у тебя две… Баскакова и Квощинская. Женись на Баскаковой, если уж эта дурь у тебя в голове застряла.
— Нельзя, дядюшка. Кузьмич тоже говорит, что нельзя. Она верхом на стуле ездит… В форейторском платье… Да потом я, дядюшка, уже… Я Квощинской уже… Я женихом уже состою… Я хотел вам доложить, да не смел.
— Же-ни-хом?! — протянул князь.
— Я не смел вам доложить.
— Женихом!! Ай да молодец. Живя у меня в доме, и эдак…
— Дядюшка! Так вдруг потрафилось само. Я не виноват. Ей-Богу.
— Выйди вон!
— Дядюшка. Простите. Позвольте разъяснить.
— Вон! Вон! Видно, так и буду всех вон гнать, и чужих и своих. Не попросить моего разрешения и благословения и действовать самому, подспудно… По-татарски это, что ли? А второе и главное: я с Квощинским кланяться не могу, не только родниться. Убирайся отсюда. Пока вниз к себе… А завтра… Увидим… Пошёл…
Сашок сбежал к себе как сумасшедший.
— Всё пропало, Кузьмич! — вскрикнул он.
— Как пропало?
— Дядюшка сказывает — с Квощинским никакого дела иметь не станет. И выгнал меня. И всё это из-за Павла Максимовича, который дурашно нагрубил… Поразмысли, что теперь делать. Дядюшка даже приказывал было мне побить Павла Максимовича.
Кузьмич не ответил ни слова… Тотчас собрался и через час был уже в гостях у друга, Марфы Фоминишны.
— Всё прахом пошло, — заявил он, не войдя, а вкатившись к нянюшке.
— Что прахом? Как прахом?
— Всё! Ваш Павел Максимович из-за своей вдовы треклятой…
И Кузьмич объяснился.
— Посиди, мой родной. Посиди. Я сейчас всё узнаю и ответ тебе дам.
И Марфа Фоминишна пошла к барыне.
— Павел Максимович начудил, — заявила она. — Из-за Маловой. Был у князя Александра Алексеевича у самого. Начудил.
— Что же такое? — оробела Анна Ивановна.
Марфа Фоминишна объяснила, что знала.
Анна Ивановна взволновалась и, вскочив с места, выговорила:
— Погоди здесь. Я сейчас пойду всё расскажу Петру Максимовичу. Так нельзя.
Квощинская вышла быстрой походкой из комнаты и через минуту была в кабинете мужа.
— Вот что ваш братец проделывает! — воскликнула она, ворвавшись к мужу. И затем женщина объяснила мужу всё то же.
— Да, безобразно. Совсем неблаговидно. Из-за поганой бабы расстраивать свадьбу племянницы! — заявил Пётр Максимович, тоже взволновавшись.
— Конечно, нехорошо. Грех и срам. А нам, почитай, несчастие. Из-за прихоти старого кота… пострадает наша Танюша.