Петух
Шрифт:
"Соловой", тоже нагнув голову, сердито глядел на него и вдруг, неожиданно прыгнув, ударил крылом по голове и сильно толкнул ногами по зобу.
"Черный" взлетел в свою очередь и так же ударил противника.
Борьба медленно разгоралась.
Петухи то кружились на месте, долбя друг друга в головы, то стояли неподвижно, опустив клювы почти до земли, то взлетали одновременно и тяжело сшибались в воздухе. Пух летел от них, садясь на картузы и одежду.
– Так! так, "Соловой"!
– весело подговаривал Зазубрин.
–
Фельдшер, облокотясь на барьер, следил за "Черным"
и тихо бормотал:
– Верный петух; верный!
Петухи продолжали сшибаться.
"Соловой" кружился уже не так уверенно, не с прежней легкостью и не всегда удачно отражал удары, подставляя часто голову, на которой уже сочилась кровь. "Черный"
был много бодрее, чаще и чаще взлетал, поражая соперника.
– Ишь ты, боец какой!
– воскликнул трактирщик.
– Даром что худерьба!
"Черный" опять взлетел и ударил с такою силой, что "Соловой" не удержался на ногах. Это вызвало общий восторг. Но "Соловой" быстро поднялся, вывернулся из-под удара и в свою очередь насел на врага и яростно долбанул его несколько раз в голову так, что Зазубрин крикнул в восторге:
– Аи да петух!
Захар Фомич сидел неподвижно, дрожа внутренно и еле переводя дыхание.
– Молодец, "Соловой"!
– поощрял Зазубрин.
– Слева его бери! Слева... слева!
– Не учи: учить уговора не было!
– засмеялся кто-то.
Зазубрин, встретясь глазами с фельдшером, улыбнул
ся углом губ в ответ на его подмигивание, обращенное в сторону Захара Фомича.
– О! Ловко!
– воскликнули сразу два голоса, а затем заговорили и зашептали все:
– На шпору надел!
– Смял!
– Пропал "Соловой"!..
Но "Соловой" еще не пропал. Оба борца были измучены и, разинув клювы, кружились друг за другом, шумно и хрипло дыша. Кружась, они отдыхали, но в то же время следили один за другим и за самим собою, готовясь или напасть внезапно, или отразить удар, - пока же бессмысленно и беспорядочно долбили друг друга в головы. На войлоке краснели свежие кровяные следы, валялись обломанные перья, которые шевелились при всяком повороте бойцов.
– А у какого-то клюв гремит, - заметил трактирщик, загибая рукою ухо.
– Да, да. Кто-то разбил себе клюв.
– "Соловой" разбил! Это у него гремит, - слушайте, - подтвердил фельдшер, указывая пальцем на петуха, который изнемогал и еле защищался.
Зазубрин, взглянув исподтишка на Захара Фомича, наклонился к нему, чтобы что-то сказать, но не сказал ни слова, а только усмехнулся и покрутил головой.
– Долго что-то они, - заметил, наконец, фельдшер.
– Все равно, теперь ясно: "Соловому" конец.
Захар Фомич поднял голову и долгим тяжелым взглядом посмотрел на фельдшера, потом на Зазубрина, как бы
– Ошибся, Захар Фомич!
– ответил Зазубрин, виновато вздыхая.
– Будь сухой зоб - совсем дело иное. А у него хлебный... кто ж виноват?
Захар Фомич еще раз поглядел на всех - все лица были недоброжелательны - и как-то сразу опустил голову, точно она сама обессилела и повисла на грудь.
– Петенька!
– жалобно и нежно прошептал он.
Вокруг сдержанно засмеялись.
"Соловой" напрягал последние силы. Ноги и голова его были в крови. Кровавыми пятнами пестрел войлок.
"Черный" между тем взлетал и прыгал и наносил "Соловому" новые раны.
– Верный, верный петух!
– одобрял его фельдшер.
– Конец "Соловому"! Кончено!
– заговорили все, глядя на бой.
– С выигрышем, Гаврила Михайлович!
– поздравил кто-то кондитера.
Кондитер хотел было улыбнуться, но, завидя, как "Соловой" стал круто заходить, очевидно с каким-то серьезным и обдуманным намерением, вдруг закричал на поздравителя:
– Молчать раньше времени!
Намерение "Солового" заметили все - и все забеспокоились.
Позволяя долбить себе голову и не защищаясь, он все круче и круче заходил, меняя направление и обманывая зоркость врага.
– К глазу... к глазу пошел!
– зашептали вокруг, одни с тревогой, другие с одобрением.
– К глазу идет!..
Захар Фомич задыхался; сердце в нем усиленно колотилось, немел язык, дрожали губы и щеки, моргали глаза.
Кондитер стоял, ухватив себя обеими руками за виски, с остановившимися выпученными глазами, трактирщик попрежнему благодушно улыбался, подпирая руками бока и растопырив ноги.
– К глазу... к глазу, - шептали Зазубрин и фельдшер вместе, среди общего затишья и напряжения.
– Эх!
– взвизгнул кондитер, махнув по воздуху кулаком.
– Черт проклятый!
– Глаз вышиб! глаз!
– зашумело все собрание.
После напряженного ожидания все вздохнули свободней, точно свалилась гора с плеч. Никто не поморщился.
Только Захар Фомич закрылся на секунду руками и прошептал что-то.
Петухи вновь запрыгали один на другого.
"Соловой" часто падал и, видимо, изнемогал совершенно.
Кондитер и все ободрились.
– Схитрил!
– проговорил Зазубрин, с усмешкой взглядывая на Захара Фомича.
– А все-таки не взять! Силенки не хватит.
– Ну-ка, "Черный", хвати еще разик! Так! Ну, еще...
так! Ха-ха-ха!
– залился фельдшер самодовольным смехом.
– Не вывернешься!
"Соловой", однако, вывернулся из-под "Черного"
и перескочил на сторону слепого глаза.
Снова они закружились в клубке.
Кондитер стоял с побледневшими губами: он сознавал опасное положение своего петуха.