Певцы Родины
Шрифт:
пролетая мимо носа, может оцарапать его, а я не хочу ходить с расцарапанным
носом. Я боюсь всего, остерегаюсь всего, никому не доверяю, как врагу..."
Положение Федотова становилось все более неблагополучным. После статьи
в "Московитянине" те, кто еще недавно предлагал наперебой крупные суммы за
картины или даже их копии, будто забыли о художнике.
Он писал в одном из писем:
"Я привык к моему несчастью, что выступил на сцену артистом в пору
шумно
гласно мое сердце навсегда запертым для всех... и равнодушно для окружающего
принялся за свои художественные углубления..."
Но равнодушие и Федотов не могли ужиться вместе, несмотря на его
желание казаться безучастным ко всему живому. И Федотов создает
произведения, которые являются лучшим подтверждением других слов художника:
"Часто добрые ходят по миру в жгучем холоде, в тошном голоде... Совесть
чистая, струнка звонкая и досадная - от всего гудит!"
Федотов видел бесчеловечность, грубость и пошлость окружающей
действительности, он задыхался в душной атмосфере николаевского режима. Все
это со временем привело к рождению художественных образов необычайной силы.
"Анкор, еще анкор!"
Так назвал Федотов свою известную картину. Пожалуй, никто до него в
искусстве так глубоко не проник в мир загнанной в тупик человеческой души.
Зловещая, прокуренная каморка, в которой пьяный офицер гоняет
несчастного пса. Безысходность, царящая здесь, гениально подтверждена
колоритом картины. Горящие краски превращают интерьер в преисподнюю, где в
смертной тоске мечется человеческая душа, не менее несчастная, чем загнанная
собака.
"Игроки"
Произведение, потрясающее по силе разоблачения пустоты и
бессмысленности существования человека-улитки, человека-червя. Как будто в
тине болота извиваются фигуры людей, освещенных фантастическим светом. Пусты
рамы, висящие на стене. Не менее пуст и внутренний мир игроков. Невольно
вспоминаются слова Гоголя: "Ныла душа моя, когда я видел, как много тут же,
среди самой жизни, безответных, мертвых обитателей, страшных недвижным
холодом души своей и бесплодной пустыней сердца..."
Трудно себе представить, как сводил концы с концами Федотов, когда
писал эти полотна. Бедность буквально задавила его. Он пытался заработать
деньги копированием своих картин, но болезнь глаз превратила эту работу в
пытку.
...Лампа угасала. Полосы света то вдруг исчезали совсем, то будто
бродили по сырым стенам мастерской. Федотову стало страшно, чувство тоски и
одиночества сдавило его сердце.
"Зачем мои мучения, - вдруг подумал он, - как я похож на моего бедного
пуделя. "Анкор, еще анкор!" - говорит мне судьба, и я, покорный, еще
усердней принимаюсь перепрыгивать очередное препятствие. Как я устал!"
Лампа вспыхнула и погасла. В наступившей темноте, раздался храп верного
слуги Коршунова.
Летний, жаркий день начался обычно. Федотов встал рано, быстро оделся
и, велев Коршунову подождать его, ушел на прогулку.
"Представь себе, моя голубушка Лизочка.
– пишет жене друг художника
Бейдеман, - что Федотов сватается за сестру Лизу. Пришел он к нам рано,
обедал у нас, пел, читал свои стихи. "Майор" был весел, интересен. Подсел к
Лизе и сделал предложение. Она была поражена. Он, видя ее замешательство,
говорит: "Вы, барышня, подумайте, поговорите с маменькой, а я подожду".
На семейном совете было решено; "Что там думать, прелестный человек,
отличный художник, поэт, музыкант, да это прелесть".
Вскоре появляется Федотов. Ответ готов: согласны. Жених в восторге,
ухаживает за невестой и умоляет, чтобы вечером было обручение. Счастливый,
он отправляется купить кольца.
И вот часы пробили девять часов. Родственники, близкие друзья,
священник - все в сборе! Проходит час, другой, третий... Жениха нет как нет.
Бьет час ночи.
Откуда было знать бедной невесте, что ее жених еще с утра заказал себе
гроб, затем заехал в несколько домов, где также сделал предложения, а в час
ночи в Царском селе отставной гвардейский капитан Федотов объявил себя...
Христом!
Так начался последний путь художника. Сперва платное лечебное заведение
Лейдендорфа, а затем ввиду бедности академик императорской Академии
художеств Павел Федотов, "страждущий умопомешательством", был перемещен в
больницу Всех Скорбящих.
Иногда Павел Андреевич приходил в себя. Так, по прибытии в больницу он
заполнил "Скорбный листок", где на вопросы об образе жизни и привычках
ответил:
"Постоянно работал... Жизнь воздержанная, даже очень". Сколько лишений,
невзгод и неприкрытой нищеты скрывалось за этими словами!
Известно, что больной порой рисовал, узнавал приходивших к нему друзей.
В одном из воспоминаний рассказывается, как при прощании Федотов прошептал:
"Как меня здесь мучат! Если бы вы могли помочь". Но помочь уже никто не мог.