Певец из Кастагвардии
Шрифт:
Лицу юноши было жарко от огня, а спину холодило – ночь выдалась прохладная. Хорошо, что на Каспаре был толстый меховой плащ! Медвежий мех защищал хотя бы от холода. Этот медведь пал не от руки Каспара – плащ достался сыну барона по наследству от деда, барона Брунгарда, который умер еще до Каспарова рождения.
Люди, которые было уже начали задремывать, вскочили на ноги, переговариваясь шепотом. Где-то в темноте позвякивали цепи. Лагерь постепенно опустел, остались только связанные Каспар и Папоротник у огня, беспомощные, как козлята, которых оставляют на приманку тигру. Тем временем тяжелая поступь приблизилась,
Папоротник тихо заскулил.
– Замолчи. Ты привлечешь его внимание к нам.
– Это же медведь! – простонал лёсик. – Медведь!
– Я знаю. – Каспар старался, чтобы голос его звучал спокойно. – Но он не пойдет близко к огню.
– А если он почует мясо? Медведи всегда идут на запах мяса. Они даже хуже волков. Они… просто чудовища!..
И лёсик сильно задрожал.
Как ни странно, страх Папоротника помогал Каспару держать себя в руках.
– Успокойся. Нас не оставят здесь просто как приманку. Люди не поступают так друг с другом.
Но юноша ошибался. Медведь подходил все ближе; его тяжкие шаги хрустели уже совсем неподалеку. Вот он показался в лагере; зверь шел на четырех лапах, низко опустив голову и что-то вынюхивая. Ударом могучей лапы он разворотил чьи-то набросанные в кучу одеяла и плащи и медленно приближался к огню. Медведь остановился неподалеку, не осмеливаясь сунуться ближе к пламени, и заурчал, почуяв остатки жареной туши. Потом послышалось жадное чавканье и хруст. Папоротник испустил долгий стон и спрятал лицо у Каспара на груди. Юноша стиснул зубы.
Внезапно вокруг замелькали огни; с великим облегчением Каспар понял, что люди возвращаются. Медведь оторвался от трапезы и завертел головой, потом тяжело и неуклюже побежал. Каспар услышал звук ломающейся древесины, звериный вопль и мощный удар – как будто упало огромное тело, так что вздрогнула земля. Одно мгновение царила тишина; потом она взорвалась неистовым ревом, будившим горное эхо.
Каспар еще не успел понять, что произошло, а люди уже хлынули вперед толпой, размахивая своими факелами. Видеть происходящее он не мог, но слышал звон цепей и рычание и рев несчастного медведя. Потом по металлу застучали молоты; медвежьи вопли из яростных стали отчаянно испуганными. Крики же людей, напротив, вместо паники приобретали оттенок торжества.
– Все целы? – спросил кто-то.
Ответом ему был радостный рев голосов. Медведь продолжал биться и рычать, но звуки стали более приглушенными. Каспар понял, что медведя поймали в яму-ловушку. Светало, и Каспар обнаружил, что может приподняться и вывернуть шею так, чтобы видеть охотников, суетящихся вокруг глубоченной ямы. Они с помощью молотов закрепляли поверх ловушки сеть из толстых цепей.
Каспар слишком устал, чтобы размышлять, зачем бы этим безумным людям ловить в западню медведя и держать его там живьем. Зверь еще какое-то время бесился и неистовствовал в яме, но наконец обессилел и утих, тяжело упав на землю. Среди охотников пронесся радостный говор, который завершился кличем торжества.
Каспару и Папоротнику принесли воды и немного хлеба, но так и оставили их связанными, прикрутив к сучковатому пню. Им ничего не оставалось, кроме как сидеть в неудобной позе и наблюдать, как охотники радуются и поздравляют друг Друга. Овиссийцы наливались элем и то и дело подходили к
Шумное веселье продолжалось до самого утра и было прервано только с прибытием очень странного человека. Каспар весь выгнулся, чтобы лучше его разглядеть. Он в жизни не видел ничего подобного! Кожа пришельца была красновато-смуглая, а глаза – раскосые и глубоко посаженные. Одет он был тоже странно. С плеч свисала черная медвежья шкура, как у ваалаканца; руки и ноги покрывали меховые обмотки, перетянутые кожаными ремнями. На поясе странного человека висела длинная суковатая дубина.
Но более всего внимание Каспара приковали его потрясающие глаза. Они были разного цвета: один черный, а другой – бледно-зеленый, и оба глаза смотрели в разные стороны и двигались независимо друг от друга. В миг, как Каспар увидел пришельца, он тут же усомнился, что это чудище украло Некронд. Такой гость не остался бы в Торра-Альте незамеченным, а в праздничной толпе его точно не было.
Косоглазый словно бы распространял вокруг ощущение собственной значимости и величия. Он заговорил самоуверенно, как надменный король со своим народом:
– Вы добыли для меня медведя. Я вижу это по вашим перепуганным глазам. Вы, бельбидийцы, так трусливы.
Каспар злобно ощетинился, но при взгляде на охотников и сам увидел в них этот страх. Так вот, оказывается, зачем овиссийским пастухам кирки и лопаты, догадался он. Вовсе не для руд и камней, а чтобы копать медвежьи ямы.
– О да, Мамлюк, да, сир! – отозвалось сразу несколько голосов. – Огромный зверюга. Вы будете довольны.
– Неплохо, неплохо. Я хвалю вас.
В сопровождении толпы Мамлюк направился к яме. Каспар не мог определить, что же у него за странный акцент. Этот человек точно был не бельбидийцем, и, судя по красноватому цвету кожи, не из дальних стран Кабалланского моря. Каспар так вывернул шею, чтобы лучше видеть, что ему казалось – мышцы вот-вот порвутся. Но зрелище стоило того – странный чужак вдруг спрыгнул в медвежью яму! Лагерь был погружен в напряженное молчание и ожил вновь, когда Мамлюк наконец выбрался наружу. Теперь он пошел к Каспару и внимательно уставился на него. Каспар, боясь поднять глаза, созерцал его огромный черный сапог как раз на уровне своего лица.
– А эти двое кто такие? Мне нужны медведи, а не мальчишки.
Мамлюк шагнул к Папоротнику и приподнял лёсику голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Но под взглядом этих огромных глаз чужеземец вдруг побледнел и отскочил прочь, бормоча проклятия; потом нагнулся и бросил Папоротнику в глаза горсть земли.
– Я – Мамлюк Медвежатник, а теперь я еще и Мамлюк Проклятый. Я заглянул в глаза живого мертвеца.
Он обернулся и приказал своим людям заново, покрепче связать пленников, а сам вернулся к медведю.
По спине Каспара пробежал холодок. Этот Мамлюк оказался что-то слишком прозорливым. Пастухи принесли ему оружие Каспара, и чужестранец живо заинтересовался кинжалом из Иномирья.
– Он будет доволен таким даром, – пробормотал Мамлюк сам себе под нос, с немалым почтением пробуя пальцем остроту волнистого лезвия.
На следующее утро медведь разбушевался не на шутку и ревел и бился, как сумасшедший.
– Что вы сделаете со зверем? – спросил Каспар у высокого широкоплечего парня, имя которого – Нейт – он узнал еще вчера.