Певец тропических островов
Шрифт:
— Не-е-ет… — ответила она слабым голосом. — Не-е могу…
И тогда услышала нечто очень странное:
— Мне необходимо с вами увидеться. Назовите день и час, когда мы сможем встретиться. Минутку! Поскольку вы не одна, ни в коем случае не называйте ни числа, ни часа. Сегодня у нас одиннадцатое. К дате, которая вас устраивает, прибавьте пять. И к часу, когда мы с вами встретимся, столько же.
— Ничего не понимаю… — пролепетала майорша, а гости начали с любопытством на нее поглядывать.
Но так как Ягуся по-прежнему считала, что речь идет об анонимном доносе на ее мужа, она постаралась придать своему обрамленному локонами личику самое невинное выражение. И даже рассмеялась.
— Слушайте
— Допустим, ха-ха!.. — снова деланно рассмеялась Ягуся. И, приложив пальчик ко лбу, что-то подсчитала. — Значит, семнадцатого в шесть часов. Только я пока еще не знаю — куда.
— Слушайте внимательно, — произнесла трубка. — Постарайтесь, чтобы лицо ваше ничего не выражало и все время улыбайтесь. На мои вопросы отвечайте только "да" или "нет". Договорились?
— Да.
— Помните темно-голубой "паккард" и шофера в синей форме и фуражке?
— Да-а.
— Помните улицу и дом, перед которым остановилась машина?
— Да-а.
— Итак: семнадцатого в шесть часов вы подыметесь на крыльцо этого дома. Звонить не надо, прямо нажимайте ручку. Я буду ждать за дверью и сразу вас впущу. Больше ничего сказать не могу: я звоню из телефонной будки и вынуждена закончить разговор. Это касается вашего мужа. Только смотрите: никому ни слова.
Мужа? У Я гуси опять похолодели ноги. Значит, все-таки ее предчувствия оправдались! Она провела ужасный — ах, господин адвокат! — ужасный вечер, была невнимательна к своим гостям и всю ночь не могла уснуть, а перед глазками ее дефилировали омерзительные полуголые бабы, soi-disant [29] любовницы Кубуся, Невыспавшаяся, густо напудренная, даже не осознавая, что на ней новая соломенная шляпка, Ягуся назавтра приплелась к дому Вахицкой. Как условились по телефону, двенадцатого в час дня, или — если прибавить эти кошмарные, идиотские пятерки! — семнадцатого в шесть пополудни. На улочке ни души — жара и провинциальная сонная скука. С бьющимся сердцем Ягуся прикоснулась к дверной ручке, и дверь действительно сама перед ней открылась. На пороге ее уже поджидала Вахицкая. Она быстро, украдкой, словно для проверки, выглянула на улицу и тихо спросила:
29
Так сказать (франц.).
— Вы уверены, что за вами никто не шел?
— Ну что вы, с какой стати! — Ягусе не терпелось сразу приступить к делу, она уже готова была воскликнуть: "Что случилось? Зачем вы меня позвали?", но властный, если не сказать — повелительный, тон хозяйки совершенно ее обескуражил. Она почувствовала себя так, будто пришла с официальным визитом. Даже прошептала против воли: "Мне очень приятно" — и выразила надежду, что не опоздала.
Вахицкая, как и в прошлый раз, была одета немодно и весьма небрежно: в рыжее поношенное платье с круглыми перламутровыми пуговицами, длинной полоской спускавшимися от выреза на груди до самого подола. На тонкой жилистой шее покачивалась серебристо-рыжая голова с профилем коршуна. Но (если не считать того, как Вахицкая выглядывала из дверей на улицу) ничего ненормального в ее поведении майорша не заметила. — Да, да, она выглядела совершенно нормальной, господин адвокат, и вела себя, как подобает хозяйке, пригласившей свою старую приятельницу на чашку чая или
Да, да, именно! Прежде всего непорядочная, а уж потом душевнобольная. Вы только послушайте, что произошло дальше. Вахицкая вдруг нажимает грушу звонка, и входит прислуга. Нет, господин адвокат, никакая не глуховатая старуха; а почему вы спрашиваете? Ядреная молодая девка, слегка подмазанная, вертлявая. Из тех, что по воскресеньям прогуливаются с нашими солдатами в парке Сташица.
— Кася! — сказала Вахицкая. — Подай десертное вино, я хочу угостить нашу гостью. Ты знаешь пани Ласиборскую?
— Здравствуйте! — поздоровалась горничная. — В лицо, конечно, знаю.
Достав из буфета бутылку, она поставила ее на стол и вышла, оглянувшись через плечо. Тогда Вахицкая встала и плотно прикрыла за ней дверь. Потом со странной кривоватой усмешкой посмотрела на Ягусю своими стеклянными глазами не то коршуна, не то ястреба. Даже головой мотнула так, точно клюнула что-то в воздухе.
— Вы скомпрометированы, — холодно проговорила она.
Ягуся опешила от неожиданности.
— Как?..
— А так. Моя прислуга крутит амуры с писарями из полковой канцелярии и к тому же в дружбе с кухаркой полковника. А для вас, полагаю, не секрет, что полковница все узнает от своей кухарки? — Вахицкая села и принялась забавляться щипчиками для сахара.
Полковничья кухарка и в самом деле была опасным источником измышлений и распространительницей слухов — возвращаясь с базара, она неизменно вместе с овощами приносила в корзине последние городские новости и сплетни. Полковые дамы об этом знали и вынуждены были с ней считаться. Но откуда про это прослышала живущая отшельницей Вахицкая? Она не замедлила все объяснить, продолжая вертеть в руке серебряные щипчики;
— Я живу одиноко, ни с кем не встречаюсь. Но моя Кася иной раз вечерком посидит со мной и о том о сем расскажет…
Я гуся чуть не задела локтем свою чашечку. Сообщение Вахицкой ее ошеломило. Но потом она решила, что это всего лишь шутка, а ей просто недостает ума, чтобы понять, о чем на самом деле идет речь.
— А почему… почему я скомпрометирована? — спросила она.
— Потому что вы ко мне пришли!
— К вам? А что в этом предосудительного?
— Люди разное могут подумать, никто ж не знает, о чем мы тут с вами беседуем.
— Но ведь… вы сказали, это касается моего мужа? Потому я и пришла!
— А вы, случайно, ему не проболтались, что идете ко мне?
— Упаси бог! Я никому ничего не говорила, как вы просили.
Вахицкая рассмеялась. Ягусе её смех показался похожим на карканье: "Кха-ха!"
— Я на это рассчитывала, — сказала Вахицкая. — Вы помните, как однажды на ваших глазах мне стало… нехорошо?
— Конечно.
— Ваш муж был тогда в театре?
— Был: он меня искал…
— Где искал?