Пейзаж души: «Поэзия гор и вод»

Бо Ли

2

Мы песню кормчих лихо распеваем, Влечет нас лодка по лучу луны. Пусть чайки тут недвижно отдыхают, А мы с бокалами взлетим, хмельны.

3

Сровнять бы подчистую Царский холм И Сян-реке открыть простор Дунтина, Тогда над озером осенним днем Упьемся вусмерть мы вином Балина.

Осень 759 г.

№ 1. Пиром в бамбукахпоэт намекает на знаменитых «семерых мудрецов

из бамбуковой рощи» — семерых поэтов III–IV вв., любителей пикников на природе, среди которых был поэт Жуань Цзи и его племянник Жуань Сянь. С ними ассоциирует себя Ли Бо, который сам в бытность в Аньлу любил устраивать пирушки с пятью друзьями (их прозвали «шестеро отшельников из бамбуковой рощи у ручья») на горе Цулай к югу от знаменитой горы Тайшань.

№ 3. Небольшая гора Цзюньшань(«Государева», «Царская») высилась посреди озера Дунтин, перегораживающая устье реки Сян, которая питала озеро, что обретает ассоциативный смысл преграды на пути поэта к широким просторам самореализации в мире, образно обозначенном как «озеро Балинского вина» (в Балине — так прежде назывался округ Юэчжоу, совр. г. Юэян в пров. Хунань — производили знаменитое вино).

Песня о большой дамбе

Воды Хань прилепились к Сянъяну, Здесь, у дамбы, привольно цветку. Ну, а мне здесь и чудно, и странно — Тучи с юга приносят тоску. Не дождаться мне вешних томлений И ветрами развеянных грез. Ты, являвшийся мне в сновиденьях, Зов сквозь небо уже не пошлешь.

734 г.

На берегах реки Хань близ г. Сянъян (совр. г. Сянфань пров. Хубэй) Ли Бо, удалясь от дома в Аньлу, думает о нем ( южные облака— традиционный поэтический образ воспоминаний о родных местах).

В Цзянся провожаю друга

Тучи сизые бросают хлопья снега К Башне Журавля. Там суждено проститься, Полетит Журавль до западного неба На крылах своих нефритовых в столицу. Что же в путь тебе оставить дальний этот? Ведь плодов жемчужных Фениксу не дали! Я бреду за уходящим силуэтом И роняю в реку Хань слезу печали.

734 г.

В интонациях этого стихотворения явно слышится горечь не столь давнего неудачного визита в столицу, не принявшую его. В Цзянся (в районе совр. г. Ухань, пров. Хубэй) на берегах реки Хань поэт у башни Желтого журавля, откуда, по преданию, вознесся на журавле в небо святой Фэй И и где Ли Бо прощался с поэтом Мэн Хаожанем, расстается с другом, который направляется в столицу, обуреваемый жаждой служения (под западным небом подразумевается столица Чанъань, находящаяся западнее Цзянся), чего пока не удалось осуществить самому Ли Бо. Желтый журавль: сакральная птица, возносящая святых в небо, а жемчужными плодами с яшмового древа на горе Куньлунь, по Чжуан-цзы, питается священный Феникс.

Остров Попугаев

В былые годы попугаи здесь бывали И дали имя острову на У-реке, Но позже улетели в западные дали, А ветви так же зелены на островке, Над лотосом туман, душист весенний ветер, Парчою персиков укуталась волна. Гляжу на запад зря — один я в целом свете! Кому же тут светла сиротская луна?

760 г., весна

Для этого стихотворения важно не место его написания (Остров Попугаев к юго-западу от совр. г. Ухань, пров. Хубэй; в годы Цзяньань поэт Ни Хэн написал на этом острове «Оду попугаям», что и дало название острову; его смыло наводнением в период Мин), а

упоминание о том, что из этого благословенного уголка попугаи были вынуждены улететь на запад — к горе Лун на границе пров. Шэньси и Ганьсу, где они и были, по преданию, рождены, а это именно те места, куда за провинность в свое время были сосланы предки Ли Бо (а сам он только что вернулся, амнистированный, из неправедной ссылки тоже в западные края).

У башни Желтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин

Простившись с башней Журавлиной, к Гуанлину Уходит старый друг сквозь дымку лепестков, В лазури сирый парус тает белым клином, И лишь Река стремит за кромку облаков.

728 г., весна

Отчего Ли Бо подчеркивает место прощания со своим старшим другом, великим поэтом Мэн Хаожанем (689–740)? Башня Желтого журавля, построенная в 223 г. у подножия Змеиной горы (Шэшань) над рекой Янцзы к западу от г. Ухань, пров. Хубэй, была легендарным местом вознесения — именно на Желтых журавлях — многих святых, и в подтексте как раз и просматривается эта аналогия с вознесением. Гуанлин: это совр. г. Янчжоу в пров. Цзянсу севернее Нанкина.

Мелодия прозрачной воды

Чиста струя, и день осенний ясен, Срывает дева белые цветки. А лотос что-то молвит… Он прекрасен И тем лишь прибавляет ей тоски.

726 г., осень

Стихотворение в стиле древних песен Юэфу, исполняемых под аккомпанемент цинь; комментаторы высказывают предположение, что речь идет именно об озере Дунтин, куда он заехал поздней осенью по пути в Аньлу.

Осенние раздумья

Еще вчера была весна, казалось, И иволга певала поутру, Но орхидея вот уже завяла На ледяном пронзительном ветру. Осенний день, с ветвей листы слетают, Печали нить сучит в ночи сверчок. Как грустно знать, что ароматы тают И холод белых рос объял цветок.

728 г.

Возможно, проводив в начале весны поэта Мэн Хаожаня, Ли Бо вернулся домой в Аньлу и, прислушиваясь к стрекоту кузнечика, которого в народе называют «ткачихой» («сучит печали нить»), взгрустнул, подумав о неизбежной осени. От китайского кузнечика переводчик вполне, как ему показалось, логично пришел к сверчку, стрекот которого тоже навевает тоскливые мысли.

«Волшебный персик Сиванму я посажу у дома»

В 727 г. Ли Бо приезжает в Аньлу (совр. пров. Хубэй, уезд Аньлу), женится на девице из знатного рода Сюй, у них рождаются дочь Пинъян и сын Боцинь, которого отец в детстве прозвал «мин юэ ну» («плененный ясною луной»). Вскоре Ли Бо строит себе хижину в горах Шоушань в 60 ли от города, где вдали от мирской суеты штудирует даоские каноны и расслабляется в хмельной безмятежности с друзьями, а затем едет в Шаньдун и в г. Жэньчэн берет уроки у знаменитого мастера боевого искусства.

Так он проводит более 10 лет, время от времени наведываясь в столицы Чанъань и Лоян, пытаясь поступить на государеву службу, но безуспешно, что травмирует его конфуциански настроенную душу.

В такие минуты в сердце его, утишая, всплывает родной дом.

Перед домом к вечеру раскрылись цветы

Волшебный персик Сиванму я посажу у дома… Трех тысяч лет мне не прожить до первого цветка! Ну, не смешон ли плод такой, что зреет слишком долго? — Сумеет ли его тогда сорвать моя рука?