Пейзаж с озером Нево
Шрифт:
Рем удивленно приподнял брови и покачал головой, а Колька заржал.
– Ладно, беритесь за лодку, – махнул рукою Рем и водрузил на макушку облезлую свою шляпу. – Отплываем… А то всех страшасиков провороним…
Лодку лениво приподнимал поток черной жижи, которую по привычке еще называли «волной», хотя озеро лишь лениво булькало, выстреливая вверх фонтанчики грязи. Николай старательно погружал весла и лодку рывком швыряло вперед, а потом она лениво проседала на густой, но одновременно плохо держащей «воде»…
– Дерьмо пополам
– На ртуть и свинец тоже не скупились, – заметил Рем. – Но все клянутся, что этот коктейль получился сам собой…
Солнце поднялось уже высоко, и почти внезапно холод сменился жарою. Явственно ощущалось, что каждый новый поток воздуха жарче предыдущего и смрад, идущий от озера, все усиливался. Люди, как рыбы, которых больше не было в озере, раскрывали рты, задыхаясь.
– Все, больше не могу, – пробормотала Женька и, содрав штормовку, осталась в одной футболке.
– Зря, – заметил Рем с сожалением и, приподняв очки, вновь бросил на нее пристальный взгляд в упор. – Поджаришься…
– Плевать… – Женька блаженно откинулась назад, ощущая приятное жгучее покалывание на щеках и шее. – Это наше солнышко, родное, мы его пока не изгадили… Я верю в хорошее, – заявила она, предвидя насмешки, но не в силах остановиться. – Мы еще доживем до того денька, когда озеро станет синим. И будем купаться. Через двенадцать лет вся вода сменится, а через двадцать четыре…
– Ты помрешь к тому времени, если будешь загорать, – заржал Колька.
– Какие двенадцать лет! Какие двадцать четыре года! – возмутился Рем. – Водообмена нет! Вся площадь обора озера, уделана напрочь. Ты собираешься сидеть и ждать двенадцать лет, а ты хоть знаешь, что в озеро не поступает ни капли чистой воды? Что мало-мальски пригодную воду к нам вообще не пропускают, а потребляют сами?!
– У, сволочи! – сделал свой вывод Колька.
– Кто сволочь-то?! Мы и есть сволочи, – крикнула Женька в порыве самобичевания.
– Ты – может быть, а я нормальный, – парировал Колька. – Страшасик! – Рем ткнул пальцем в серое пятно, что пузырилось на черной поверхности. – Туда, скорее!
Колька схватился за весла, а Рем за ружье. Женька, не дожидаясь приказа, полезла в рюкзак за топориком… Внезапно ей захотелось нырнуть под банку и, сжавшись в комок, переждать охоту. Стрелять… Рубить топором… Ох, нет!..
«Возьми себя в руки, идиотка! – приказала себе. – Там вода…»
Мысль о воде заставила ее выпрямиться и впиться глазами в черную, лениво вздрагивающую поверхность. Ну, где же страшасик? Вокруг – ничего, лишь хлопья серой нетающей пены. И вдруг вскипел грязевой фонтан, несколько струй, будто нарочно, ударили в людей и окатили с головы до ног, и почти перед самым носом лодки вынырнула тупая, вся в наростах и бородавках голова с крошечными глазками под кожистыми козырьками-надбровьями. Зверь повертел головой и выпростал на поверхность широкую пелерину. Лиловая с розовыми прожилками мантия распласталась на черной глади. Края мантии вытягивались, образовывая щупальца, и тут же исчезали. Рем вскинул ружье и выстрелил.
– Руби! – крикнул Рем.
Но Женька, по-детски брыкаясь ногами, полезла по другому борту лишь бы подальше от этих щупалец, что переваливались во внутрь и скользили, присасываясь к дереву. Николай попытался выдернуть весло из уключины, но оно застряло и лопасть лишь взбивала пену вокруг страшасика. Рем выстрелил еще раз в упор. Неожиданно щупальца превратились в два тугих жгута; две уродливые тонкие руки захлестнули Рема, будто обняли, бледно-розовые, похожие на жадные младенческие рты, присоски впились в плечи и грудь. Рем рванулся и закричал. Крик его был чем-то похож на крик страшасика – такой же пронзительный, полный отчаяния и боли, такой же гневный…
Тут Женька опомнилась наконец. Завизжав, она размахнулась и рубанула топориком по мантии страшасика, потом еще и еще раз… Струя воды ударила ей в лицо, и от неожиданности Женька задохнулась. А мантия на глазах стала опадать, щупальца превратились в дряблые лиловые клубки, на которых пузырилась розовая пена, они отвалились сначала от Рема, потом соскользнули с борта и с громким хлюпаньем исчезли в черной жиже. Следом нырнула бородавчатая голова, будто провалилась. А на поверхности закружились прозрачные струйки с красными разводами…
– Дура! – набросился на девчонку Коляй. – Кто рубит мантию?! По щупальцам надо, по щупальцам! Всю воду загубила. Так бы туша на плаву осталась, а теперь… Женька провела ладонью по лицу, посмотрела на мокрую ладонь, потом себе под ноги… Драгоценная прозрачная вода из мантии страшасика смешивалась с черной жижей на дне лодки. Коляй схватил пустую флягу, вырвал зубами пробку и попытался спасти хоть немного воды, но во фляжное горло тут же хлынула черная муть. Николай выругался и отшвырнул флягу.
– Прекрати, – брезгливо скривил губы Рем и, расстегнув ворот рубашки, стал растирать шею и грудь. На грязной коже виднелись красные точки укусов. – Ведешь себя как баба. Парализатор под боком, а ты в весло вцепился, как в мамашин подол…
– А ты… – прошипел Колька, но договорить не успел – за кормой опять вспенилось серое пятно.
Николай, не отрывая взгляда от булькающей массы, нащупал весла… Рем вскинул ружье, заранее беря на мушку пятно…
– Не надо! – завопила Женька, ощутив внезапно всю чудовищность и ненужность этой охоты. – Не стреляй!
Она заткнула уши и затопала ногами, разбрызгивая черную жижу на дне.
– Не тряси лодку, идиотка! – набросился на нее Николай.
Но страшасик так и не вынырнул на поверхность, серое пятно успокоилось, фонтанчик посреди него исчез и на его месте расплылся алый круг.
– Утонул… – проговорил без всякого выражения Рем и опустил ружье. – А в нем литров тридцать воды…
Женька запрокинула голову. Там, в вышине, казалось, уже не было воздуха, а лишь пустота, и в ней плавилось сошедшее с ума солнце. Под его лучами озеро парило и от едких испарений щипало глаза и горло.