Пиар по-старорусски
Шрифт:
После водной процедуры Песец пришёл в себя и даже что-то замурлыкал по-своему.
– Не время сейчас песни петь, – сказал Филипп, – ступай в дом да глянь, может, узнаешь, как они это место нашли.
Песец не сразу пошёл в терем. Сначала он постоял в центре двора, оглядываясь по сторонам, как будто что-то вынюхивая и выслушивая. Потом начал бродить по двору по спирали, расширяющимися кругами. Дойдя до терема он, не останавливаясь на пороге, вошёл внутрь и стал бродить внутри здания, обнюхивая, как ищейка, каждую стенку, каждую половицу. Филипп шёл следом, внимательно наблюдая за действиями шамана.
Временами тот
– Вот, начальник, – сказал шаман, – у него и надо бы спросить, как Докука узнал об этом месте.
Существо (а это был, конечно же, Авессаломыч) перестало трепыхаться. Песец держал его крепко, не вырвешься.
– Ты кто такой? – спросил Филипп. – Отвечай быстро и честно. А не то беда будет.
– Напугал, – презрительно фыркнул Авессаломыч, – ничего ты мне не сделаешь.
– Так кто же ты такой? – словно не слыша дерзости, повторил вопрос Филипп.
– Да домовой я твой, бывший, – ответил Авессаломыч, – вот, за вещами пришёл, а этот басурман меня и сцапал.
Под печкой послышалось слабое шуршание. Авессаломыч насторожился.
– Почему же бывший?
– Ухожу я отсюда, другое место мне предложили. Получше!
– Чем же тебе здесь не глянется?
– Нарушил ты второй принцип мирного сосуществования, вот чем.
– Что-что я нарушил?
– Ах да, ты же не в курсе. Пригласил ты сюда вот этого чумазика, что меня держит. Волхва басурманского, чужого. А это – запрет.
– Вот, значит, что. Так это, стало быть, ты Докуке сообщил, что человек его здесь находится?
– Нет, не я. Другие сообщили. Из наших. Ну ладно, бывший хозяин, пока, мне пора.
– Куда ты торопишься? – спросил Филипп, не понимая, почему пленник держится так смело и дерзко. – Тебе теперь торопиться некуда и незачем. Ты сделал мне очень большую гадость, а я такое не прощаю.
– Да плевать я на тебя хотел, – нагло сказал Авессаломыч, поглядывая на печку, под которой уже было заметно какое-то движение. Он очень сильно надеялся, что это кто-то из братьев-домовых пришёл его выручать.
– Вот как? – фальшиво изумился Филипп. – Сейчас ты пожалеешь о своих словах. Песец, сделай так, чтобы он пожалел.
Хитрый Песец кивнул, прикидывая, чем бы таким пострашнее огорчить наглого домового. Пока он раздумывал, из-под печки выбрался ещё один домовой. Вернее, не совсем домовой. Это был библиотечный, Библиофил. За собой он вытащил железный молоточек. Для человека он был невелик – вроде сапожного, но домовой тащил его с трудом. Быстро подскочив к Песцу, он с размаху ударил его молотком по коленке. Не ожидавший такого коварства шаман взвыл от боли, выпустил из рук Авессаломыча и повалился на пол, воя и корчась от боли.
Получивший свободу Авессаломыч юркнул под печь, куда за мгновение до него скрылся и Библиофил, таща за собой молоток (неча добру пропадать). Ещё через миг оба домовых мчались тайным ходом, недоступным для человека, в библиотеку,
– Ну ты молоток! Если б не ты, этот волхв басурманский меня бы… Ну ты молоток… Запомни, Библик! Если кто ещё будет тебя очкариком дразнить – ты мне говори. Я тому живо – по сопатке… Ну ты молоток!..
В ответ Библиофил бурно восхищался геройским поведением Авессаломыча в плену и заверял, что как только кто-то обзовёт его очкариком, то он сразу же ему пожалуется. А по сопатке обидчику можно и вдвоём надавать. Так даже сподручнее будет.
А в келье в то же время побитый Песец, тихо подвывая, тёр ушибленное место, сидя посреди кельи. Филипп же, плюнув с досады, вышел во двор – дать распоряжения насчёт ремонта ворот и дверей.
Ушкуйники готовились в поход. Идти собирались на волжских булгар и дальше – вниз по Волге, на казанцев. Судовые мастера конопатили знаменитые ушкуи – большие лодки, вмещавшие по двадцать-тридцать бойцов. Для морского похода на ушкуй готовили косой парус, а спереди и сзади судна делались трюмы для лучшей устойчивости: морская волна – не речная. Сейчас же паруса ставили прямые – для речного похода. Кормовое весло делалось из крепкого морёного дуба, за его изготовлением следили специальные мастера – кормчие. Дело было важным, ведь крепость и надёжность руля в бою на воде или при проходе речных порогов может стоить жизни всех бойцов.
Гриша Рваное Ухо был весь в делах. В слободу везли из Новограда оружие: стрелы для бесшумного боя, огненное зелье – порох и свинец для пуль, а отливать их ушкуйники и сами умели. Да в походе это и сподручнее. Привезли на подводах десять пушек, а лафеты для них сейчас делают слободские умельцы. Везут и съестное: крупы и вяленое мясо, бочки с вином (какой же бой без вина? нет, без вина никак нельзя). Но много припасов не надо: отяжелеют ушкуи, подвижность потеряют, а это – смерть. Нет, съестное нужно только на первое время, пока не будет разграблен первый встречный городок или купеческий караван, а дальше – война сама себя кормит! Вместо съестного лучше взять побольше боевых припасов, ведь голод хоть и не тётка, но перетерпеть его можно, а вот смерть от вражеской стрелы или пули не перетерпишь. Так что, мешок крупы – долой, на его место – порох и свинец!
Но и это ещё не всё. В походе ведь не только оружие и еда нужны. В бою можно добыть многое, но не всё. То малое, без чего может сорваться любой, даже очень хорошо подготовленный набег, это лекарская помощь. В захваченном городе можно награбить одежду, еду, золото, оружие. А вот врача вы там найдёте вряд ли. Какой знахарь, даже самый лучший, согласится лечить людей, которые ограбили его дом и убили его близких? Он, скорее, затаится на время. А если принуждён будет силой лечить своих пленителей, то особого рвения в работе не покажет, при малейшей возможности будет стараться навредить или сбежать. С таким больше хлопот, чем пользы. А без хорошего лекаря порой бывает, что даже легко раненный боец не доживает до утра. В то время как при правильном уходе, глядь – через денёк оклемается, а через пару дней в строй встанет. Пусть на вёсла его сразу не посадишь, но стрельнуть из лука или пищали он сможет… Вот и приходится поэтому брать своих лекарей. Пусть бойцы они слабые, зато спасут после боя бойцов сильных, от которых пользы потом будет немало.